Как в старой легенде (СИ)

Леопольд Гроттер мрачно созерцал портрет молодого императора. Намедни, в ночное время, ему случайно «повезло» проходить мимо царских покоев — и посчастливилось услышать, как отчаянно кричит его дочь. Крики сменялись стонами, затем тихими проклятиями и, наконец, мольбой — и, до крови сжав руку в кулак, десница прошел мимо.

Он просто проследовал, куда шел. Происходящее в супружеской спальне должно оставаться за дверьми этой спальни. Даже если это спальня твоей любимой дочери…

Бейбарсов желал приходские школы; вернее, желала Татьяна.

Лео обязан был оказать ей эту любезность — сие являлось самым меньшим, чем он мог расплатиться за собственное влияние. За сохраненное положение. За должность десницы, которую Глеб по праву мог бы отдать другому.

Бейбарсов любил ее дочь — о, Лео был мужчиной, и прекрасно видел, какими глазами монарх смотрел на рыжеволосую красавицу — но то, как он выражал свою любовь… Как демонстрировал свое владение этим сокровищем… Не будь Глеб императором и сыном Тантала, десница собственными руками выдрал бы ему его сердце и скормил псам, а потом все, что останется от тела, бросил уже свиньям…

За каждую боль, причиненную его зеленоглазой малышке, выросшей в прекрасную очаровательную женщину. За каждый ее крик, каждую слезу…

Татьяна стала жертвой, которую он, не задумываясь, заплатил — и теперь каялся, глядя на официальных приемах на то, чем стала его любимица.

Школы, школы…

Что ж, — обсудим это с кардиналами, пусть реализуют. Кто у него таковые? Ратувог, Беренарий, Галлей, Горазд… Да и самому Троилу не мешало бы черкнуть пару строк: как Великий Отец Святой Церкви, он обязан был дать согласие на это богоугодное дело и помочь советом…

***

— Ты понадобишься мне сегодня.

Когда Глеб заглянул в ее половину покоев, жена сидела у будуара и, не торопясь, приводила себя в порядок. Нанесенное ей унижение окуталось призрачной дымкой забвения; то, что происходило между ними ночью, оставалось в той же ночи. Наступал новый день — и, несомненно, он закончится новой порцией унижения и боли, вот только это будет уже другая боль…

— Кому в этот раз нужно испортить жизнь? — лениво поинтересовалась Гроттер.

Таня мрачно созерцала багровое пятно на шее, и попеременно подносила к ней то или иное украшение — гадая, как бы прикрыть следы мужниного распутства. Наконец, она остановилась на роскошном колье из белого золота, испещренным изумрудами — достаточно широкое, оно больше походило на ошейник… Ошейник. Символично…

— Прекрасно выглядишь, — отозвался Бейбарсов, подходя сзади.

Он любовался ее отражением в зеркале — все еще полурастрепанная после бурно проведенной ночи, в легком невесомом халате, она смотрелась весьма соблазнительно…

Бейбарсов, Вы хоть когда-нибудь успокоитесь?..

— Так чего Вы от меня хотите сегодня?

Не обращая внимания на взгляды мужчины, она окунула тонкие пальчики в маскирующий крем — и быстро подмазала наиболее заметные покраснения. Поправила цвет лица, подчеркнула тенями глаза и длинные ресницы…

Затем достала из шкафа платье — то самое, в котором она некогда произвела первое впечатление на Пуппера.

— Помогите со шнуровкой, — попросила она, поворачиваясь спиной.

Бейбарсов хмыкнул, и принялся за оное нарочито медленно — медленно лаская нежную оливковую кожу…

— Почему ты никогда не собираешь волосы? — поинтересовался он, отбрасывая очередной непослушный локон.

— Волосы неплохо скрывают синяки от засосов, — просто ответила девушка.

Император усмехнулся: действительно, какой ответ он мог ожидать?

— Я провожу тебя на завтрак. В моем кабинете уже накрыто.

— Я могла бы вполне комфортно перекусить и у себя.

— Но ведь ты же хочешь узнать, кому, как ты выразилась, нужно испортить жизнь?

Рыжеволосая вздохнула. В изумрудных очах отразилась неимоверная тоска и усталость…

Татьяна вот уже полчаса ковыряла несчастную перепелку. Вкусно, но… Но как же сложно ее есть! Бейбарсов с вежливым зоологическим интересом наблюдал за ее мучениями… Весь его вид воплощал собой полнейшую невинность.

— Мы одни. Тебя никто не видит. Ешь так, как тебе удобно.

— Хотите вилкой между глаз? — невольно, зато с надеждой, вырвалось у Тани.

— Я подумаю… Сегодня прибывает Настурция. Просить прощения за оскорбление племянника.

— Вот как… — Гроттер откинулась на спинку резного кресла, — и чего же Вы хотите увидеть?

— Императрицу Тартара — не более и не менее. Ах да… Платье можете не менять.

— Я Вас не понимаю.

Наряд девушки был красив — и лишь подчеркивал ее природное великолепие; но в гардеробе Татьяны были вещи куда скромнее. Разве не скромность ей следовало демонстрировать сегодня?

— С Настурцией будет и Гурий — юному принцу нужно на что-то смотреть, так что пусть смотрит на Ваше прекрасное платье. Это платье Вам очень идет. Как и то, что Вы наденете на сегодняшний пир в честь озерийской правительницы, не так ли?

— Совершенно верно, — наклонив голову на бок, ответила Татьяна, — мое вечернее одеяние будет куда более… эффектным.

— Вот и отлично. Чтобы Горностьепье разозлилось достаточно сильно, Гурий должен впечатлен в достаточной мере…