Как влюбить в себя любого – 2

Я прожила много лет в полной уверенности, что в любом обществе не ударю в грязь лицом. Успешно оправившись от тяжелой формы юношеской застенчивости, я стала считать себя умудренной опытом молодой женщиной. Я умела вести себя за столом, а знакомясь с человеком, неизменно сообщала ему, что это знакомство для меня очень приятно. Разумеется, я вела себя дружелюбно и желала практически каждому встречному “хорошего дня”. Благодаря маминым урокам и нескольким книжкам Эми Вандербильт с моей книжной полки, я полагала, что смогу отобедать или отужинать с кем угодно и даже бровью не поведу. Мой гардероб тоже был на высоте: среди нарядов было несколько довольно дорогих, о чем свидетельствовали красовавшиеся на них имена модельеров.

Расскажу вам об одной из первых встреч с Кеном. В качестве шуточного теста на принадлежность к элите попробуйте подсчитать количество ошибок, выдающих мое не особенно высокое происхождение. Таких оплошностей двадцать три – во всяком случае, столько я вижу сейчас.

Впервые пригласив Кена в гости, я была уверена, что на него произведет впечатление моя квартира, которую я недавно отремонтировала и обставила с большим вкусом.

На входе вас встречали два цветка в горшках, симметрично стоящие по обе стороны двери. На дверной табличке изящным курсивом был начертан номер квартиры – 1711.

В спальне было ковровое покрытие, а в других комнатах – новенькие восточные ковры, только что приобретенные на распродаже. Предмет моей особой гордости – телевизор с диагональю 54 см (огромный по тем временам) стоял в гостиной. На книжной полке выстроились шикарные книги из серии “Занимательное чтение”, а на кофейный столик я выложила журналы National Geographic и Scientific American, которые должны были говорить о разнообразии моих интересов.

Особенно мне хотелось показать Кену коллекцию бокалов для вина, которую я собрала, летая по всем свету. В ней было даже несколько коллекционных экземпляров, заказанных по специальному каталогу.

Я надеялась, что Кен захочет воспользоваться туалетом: его новое убранство поражало комфортом и элегантностью. Лавсановые полотенца, украшенные моими вышитыми инициалами и волнистой золотой бахромой, гармонировали с покрывалом на унитазе и ковриком, окружавшим его подножие. А вздумай мой Принц приподнять крышку унитаза, его взору предстало бы озерцо бирюзовой воды, благоухающее сосной.

Кен должен был зайти ко мне в субботу, во второй половине дня. Когда он появился, я не стала сразу предлагать ему экскурсию по квартире (даже я знала, что это признак дурного тона). Но потом, когда гость вдоволь налюбовался моей прекрасной гостиной, я решила под каким-нибудь предлогом заманить его на кухню. Я пригласила его туда, чтобы отведать восхитительного печенья, которое, по собственному шутливому признанию, умыкнула с самолета. На самом деле я хотела, чтобы он увидел мою кухню, сверкающую чистотой и напичканную всякими бытовыми приборами. Там были посудомоечная машина, микроволновка и электрическая духовка – конечно, все это было куплено в рассрочку. Кухонные шкафчики я заново отделала прелестным бежевым пластиком. Точно посередине кухонного стола я любовно водрузила вазу с хризантемами.

И вот, когда мы сидели на кухне, попивая чай и жуя позаимствованное в самолете печенье, я с улыбкой спросила Кена, как ему понравилось мое гнездышко. Его аристократичное лицо исказила мученическая гримаса, и он, поперхнувшись печеньем, выдавил: “Очень мило, Лейл”. Теперь, вооруженная всеми знаниями, я понимаю, что мне очень повезло: в тот вечер я могла потерять своего Принца.

За год мы с бедным художником очень сблизились. Искусство не приносило ему больших доходов, но меня это не смущало. Хотя Кен был отнюдь не богат, я любила его, и мы обручились.

В ноябре, в День Благодарения, мой бедный художник пригласил меня на обед к своей матери и попросил особенно не наряжаться. Поэтому я втиснулась в любимые джинсы “Джордаш”, с великим трудом застегнув молнию, и надела фирменную футболку с эмблемой кока-колы и надписью “Вот это вещь!”

Едва войдя, Кен окинул меня беглым взглядом и вежливо поинтересовался, не хочу ли я переодеться.

– Во что? – удивилась я. – Ведь ты же сам просил меня не наряжаться.

Заметив мое недоумение, мой приятель сказал:

– Не позволишь ли? – он просил разрешения заглянуть в мой шкаф.

Оттуда он выудил изрядно потрепанные серые шерстяные брюки, белую хлопчатобумажную блузку с воротником-стойкой и бежевый свитер из шетландский[8] шерсти, слегка побитый молью. Я вообразила, будто он хочет, чтобы я надела эти старые тряпки потому, что его родители очень бедны. Они жили в штате Нью-Джерси, и я ожидала попасть в какую-нибудь развалюху, затерявшуюся в многолюдном квартале Ньюарка.