Она бежала так быстро, что почти не касалась ногами песка – парила над ним. Она бежала, пока не почувствовала, что легкие вот-вот разорвутся. Она взлетела по лестнице, не чувствуя боли в ногах.
Она бежала от десяти лет горя и боли, вины и страха. Она бежала от искреннего недоумения на лице мужа. Она бежала от постоянной тревоги за подруг и угрозы разоблачения, от смерти. От возмездия.
Александра бежала быстро и достаточно долго, чтобы физическая нагрузка ее убила, при этом понимая, что все зря.
Она не сможет убежать от того, что сделала, не сможет спастись от того, что сделали с ней.
Спасаясь от демонов, она не замечала, с каким изумлением глазеет на нее персонал отеля и гости. И лишь оказавшись в своих комнатах, отрезанной от внешнего мира, она сумела перевести дух.
У нее болело все тело – изнутри и снаружи.
Не желая даже приближаться к кровати, она забилась в уголок между гардеробом и стеной, села на пол, прижав колени к груди, и вся сжалась, отчаянно желая стать маленькой, незаметной, невидимой. Сотрясавшая ее дрожь постепенно перешла в конвульсии, и она ничего не могла с этим поделать.
Александра хотела остановиться. Снова начать дышать. Заплакать. Все ее надежды таяли, угасали. Зато появился страх, что такова ее новая реальность, она переступила грань, отделявшую здравый рассудок от безумия. Ее тело больше не принадлежало ей. И страхи никак и ничем не сдерживались.
Она стала собственным ночным кошмаром, самым страшным из всех возможных.
Она беспомощна, даже против самой себя.
Уткнувшись лицом в колени, она вцепилась зубами в юбки. Рот наполнился вкусом соли, ветра и шелка.
Крик, медленно выползавший из горла, наконец вырвался наружу, лишь немного приглушенный слоями ткани. Ее душа излилась в этом отчаянном, хриплом, дрожащем, пробирающем до самых костей вопле чистого, беспомощного и безнадежного страдания.
Зря Александра думала, что выздоравливает, что ее терпеливый заботливый муж открыл ее телу и уму новый греховный и чертовски приятный мир.
Нет. Она сломлена. Разбита. Она грязная.
И не важно, сколько ванн она приняла и сколько слез пролила. Не важно, как часто она молила о прощении и как дорого заплатила за свой грех, в котором не было ее вины. Не имеет никакого значения, сколько лет прошло с тех пор, как ее юное тело подверглось грубому вторжению. Она уже никогда не станет прежней. Она испачкана. Ее изваляли в грязи. Теперь она не чиста. Падшая женщина, которой больше не стать невинной.
Потому что она виновна. Виновна в убийстве.
«Моя вина. Моя вина. Моя вина».
Из ее груди вырвался еще один вопль. Александра поняла, что будет дальше. Ее супруг оденется, явится к ней и потребует ответов.
И ей придется во всем признаться. Признаться или солгать.
В любом случае она проклята.
Глава 24
Пирс прошел мимо главного входа в отель и воспользовался служебной лестницей. Он решил, что больше не вынесет срочных телеграмм, «ваших светлостей» и встреч с проклятыми археологами.
Он пробрался в прачечную, продолжая сжимать в руке грязное полотенце, и бросил его в кучу грязного белья на полу. Потом набрал в кувшин воды, смыл, наклонившись над тазом, песок с волос и взял другое полотенце, чтобы их вытереть.
Выпрямившись, он взглянул на свое отражение в зеркале и напомнил себе, почему так редко делает это.
Он все еще похож на монстра.
И сегодня со своей женой он повел себя, как самое настоящее чудовище.
Редмейн огляделся по сторонам и посмотрел вверх, словно его взгляд мог проникнуть сквозь разделявшие их этажи. Желание пойти к ней было настолько сильным, что он в конце концов сдался и сделал шаг.
Однако угрызения совести опять пригвоздили его ноги к полу.
Сегодня произошла… катастрофа. Самая настоящая катастрофа в полном смысле этого слова. Но до последнего момента Пирс даже не предполагал, какой ущерб нанес.
Все это время он был тупым болваном. Самонадеянным ослом.
Он считал свою жену застенчивой. Интеллектуалкой. Скромной и стеснительной. Осторожной и склонной к аналитическому мышлению.
Он полагал, что она боится его, потому что он большой, грубый и непривлекательный.
Ему, занятому только собой герцогу, даже в голову не приходило, что ее поведение никак не связано с
Пирс даже зажмурился, не желая видеть правду. Не помогло. Чистый безграничный страх, с которым она взирала на него, теперь навеки отпечатался на тыльной стороне его век. Только безудержная паника могла придать ей такую силу, чтобы его оттолкнуть. Она же заставила ее так быстро бежать – да что там бежать – лететь. Ему уже приходилось наблюдать такое поведение раньше. У животных в дикой природе.
Когда они спасали свою жизнь.
Он часто дышал, а перед его мысленным взором проносились возможные сцены. Одна ярче другой… и ужаснее.
Он не так уж давно познакомился со своей женой, и сегодня узнал о ней нечто новое. И крайне неприятное.
Кто-то причинил ей боль. Сильную.
Не осознавая этого, он вскрыл рану, нанесенную другим мужчиной, и посыпал ее солью.