Как влюбиться в герцога за 10 дней

Пирс позволил гостям решить, что пауза была специально задумана для усиления драматического эффекта. Там внизу стояло несколько сотен представителей высшего общества, которые, судя по всему, разом задержали дыхание, поскольку в зале воцарилась звенящая тишина. Создалось впечатление, что своим объявлением Пирс остановил время.

По залу прокатился какой-то звук. Коллективный вздох?

Кто-то начал подниматься по лестнице. Та, кто примет его руку и получит его свободу. Пирс боялся посмотреть вниз. Его сердце колотилось сильно и часто, словно грохот африканских барабанов. Оно билось прямо в ушах и заглушало удивленные шепотки – дамы начали наклонять головы и перешептываться за веерами из шелка и кружев, осуждая его выбор.

А он не смотрел вниз.

Проклятье! Он с трудом проглотил застрявший в горле комок. Галстук неожиданно показался тугим, словно петля висельника. Он должен был принять ее предложение раньше – там, в темноте.

Будь проклята благопристойность!

Он должен был схватить ее за руку и потащить за собой в бальный зал, и немедленно заявить на нее свои права.

После той крошечной вольности, которую она ему позволила, он никогда не сможет поцеловать другую женщину. Да и желания такого не может возникнуть.

После того как человек попробовал амброзию, он никогда не пожелает иную пищу.

Боже правый, как она прелестна! Ее глаза цвета темного янтаря – их глубину и выразительность подчеркивала белая маска – проникли в самые потайные глубины его души. Они были слегка затуманены неуверенностью, но разве можно было за ней не заметить горящего в них пламени, их яркости и изумительной красоты?

Рыжие волосы прекрасно дополняли скрытый огонь ее взгляда. Это был не свет сильного ума, как у мисс Тиг, или пожар неудержимой личности, как у леди Франчески.

Это было что-то более мягкое, теплое и бесконечно более желанное.

Ему отчаянно хотелось раздуть тлеющие угли, которые невозможно было не заметить, в пламя желания. Он желал пробудить в ней то, что долгое время спало, – он это чувствовал. Возможно, всю жизнь. То, что кроме него больше никто не заметил.

Или не искал? Не потрудился убрать слои острого интеллекта, немодной одежды и хмурого взгляда, чтобы отыскать чувственность в чопорной старой деве?

Очевидно, нет. Вся ее изысканная нежность, утонченная мягкость, осталась незамеченной.

Нетронутой. Нецелованной.

До него.

Он, человек, штурмовавший самые высокие горные вершины, чтобы первым установить там свой флаг, не мог припомнить, чтобы хотя бы одна из его экспедиций оканчивалась таким абсолютным полным наслаждением.

Так почему же он ушел?

Потому что нежное прикосновение ее губ к его уродливому шраму едва не лишило его самообладания. Потому что страсть победила осторожность, и ненасытный чувственный голод заставил его попробовать ее на вкус.

Он испугал ее, и она резко прервала поцелуй. Это напомнило Пирсу, что он не только герцог Редмейн, но и Ужас Торклифа.

Уродливый неуклюжий грубиян, у которого нет ничего, кроме высокого титула и состояния.

Она так и сказала, разве нет?

Роуз хотела получить титул, а Александре нужно было состояние.

По крайней мере, леди Александра достаточно честна, чтобы не лгать и не притворяться. Она ни слова не сказала о приязни и не пыталась его соблазнить. И все же Пирс чувствовал, что находится в большой опасности. Она уже его соблазнила.

Возможно, было бы лучше, если бы поднялась по лестнице и приняла его руку Франческа. Их союз стал бы для них обоих ничем не осложненным обоюдным несчастьем, но они были бы избавлены от опасностей желания.

Графиня Мон-Клэр никогда не смогла бы приобрести власть над ним. Потому что он никогда больше не позволит женщине получить над ним власть. Никогда.

Его ладони коснулась рука в шелковой перчатке, и Пирс сразу понял, что это она. Ему не надо было даже поворачиваться, чтобы убедиться в этом. Он уже целовал эти изящные пальчики и наслаждался их прикосновением к своей груди.

Его сердце пропустило один удар, после чего забилось уверенно и ровно.

Он скоро узнал ее запах. Аромат цветков апельсина с примесью чего-то более земного – свежескошенной травы или весеннего сада. Слабый. Тонкий, ненавязчивый.

Совсем как она.

Александра Лейн.

Пирс повернулся к ней, улыбнулся и гордо произнес, обращаясь к потрясенной аудитории.

– Позвольте вам представить леди Александру Лейн, будущую ее светлость Александру Атертон, герцогиню Редмейн.

Он снова склонился над ее рукой и прижался губами к костяшкам ее пальцев под шелковой перчаткой.

Послышались аплодисменты, и Александра с неожиданной силой сжала его руку, словно он один мог защитить ее от бурных восторгов толпы.

Оркестр заиграл русский вальс. Несмотря на громкую музыку, Пирс слышал ее частое дыхание. Тем не менее она улыбнулась толпе.

– Потанцуем? – спросил он.

Александра взглянула на него так, словно он предложил ей поджечь себя одной из сотен свечей, горящих повсюду.

– Р-разве м-мы должны?