Как выиграть любой спор. Дома, на работе, в суде – где угодно

— Вы знаете, — сказал я. — Я весь процесс очень из-за вас переживал. Вы сидели скрестив руки на животе, а мне сказали, что это плохой признак.

— О, это ничего не значит, — ответил он. — Просто у меня большой живот. Есть куда положить руки. — Он рассмеялся. — Вы были молодцом.

Наши детекторы кредита доверия. Мой опыт подтверждает, что люди, использующие свои естественные детекторы кредита доверия, почти всегда могут распознать ложь. Эта великая добродетель присуща американским присяжным. Почти в каждом судебном процессе адвокаты с обеих сторон нанимают экспертов для дачи показаний по вопросам, выходящим за рамки знаний обычных людей. Но показания экспертов оценивают обычные люди, и они делают это с поразительной точностью. Специалист по баллистике может утверждать, что остатки пороха на руках подсудимого свидетельствуют о том, что он стрелял из орудия убийства в день преступления. Но защита может пригласить эксперта, который скажет присяжным, что элементы, присутствующие в пороховом следе, встречаются в предметах повседневного бытового использования. К примеру, машинная смазка содержит барий, который часто ассоциируют с огнестрельным происхождением. Но даже если на руках подсудимого и порох, человек мог случайно коснуться выстрелившего пистолета или одежды убитого, не совершая противоправных действий. Он мог стоять возле дула пистолета, когда тот выстрелил. И так далее и тому подобное. Но кому из экспертов верить?

Присяжные — прирожденные эксперты в области кредита доверия. Как и люди, с которыми мы каждый день разговариваем. Они проверяют нас своими психическими щупальцами. Когда что-то не стыкуется, они бьют тревогу. Они видят и слышат незначительные различия в вербальной и физической коммуникации. Они улавливают, часто подсознательно, малейшие расхождения между словами, их звучанием и языком тела. Известный всем полиграф пытается анализировать наши физиологические реакции на предмет лжи, но каждый из нас устроен намного сложнее, чем это примитивное устройство. Наши органы чувств ежесекундно фиксируют сотни сигналов, и мы быстрее любого компьютера обрабатываем информацию и выносим свои суждения. Если детектору лжи с его оператором могут потребоваться минуты и даже часы для анализа одного-единственного предложения, наш ум выдает заключение о кредите доверия говорящему в доли секунды, по мере того как слова слетают с его губ.

Будь мы в состоянии тщательно проанализировать сигналы, которые мы передаем всего за несколько минут своей речи — противоречивая мимика, бессознательные повороты головы, приподнятые брови, диссонанс интонации и контекста, непроизвольные движения, предательское выражение глаз, — мы бы поняли, что просто невозможно намеренно, одновременно и безупречно выстраивать все эти коммуникационные нюансы. Если мы концентрируемся на том, что говорим, мы меньше замечаем, как мы это делаем. Если же мы пытаемся следить за своими звуками и жестами, мы становимся сосредоточенными, зажатыми, неестественными. Пытаться контролировать и синхронизировать множество сигналов, которые мы посылаем в процессе коммуникации, — это все равно что пытаться пасти стадо диких индюков. Мы можем ухитриться взять под контроль одного, но растеряем все стадо — и проиграем спор.

Биологическое преимущество правды. Существует хорошее биологическое объяснение того, почему честность испокон веков ставилась на вершину морального олимпа. Лжецы подвергают нас опасности. От физического нападения мы можем защититься, а от изощренной лжи — нет. В суде я могу представить свои аргументы честным присяжным и принять их честные возражения. Но я не могу защитить своего клиента, если кто-либо из присяжных имеет скрытый умысел, ибо этот присяжный обязательно нападет на моего клиента, обычно вероломно и исподтишка, где-нибудь в совещательной комнате.

Несколько лет назад я защищал шерифа, пустившего пулю в лоб тайному агенту (оперативному работнику, внедренному в преступную среду) на глазах двух своих заместителей. Убитый должен был на следующий день давать свидетельские показания перед большим жюри присяжных по делу, расследованием которого, среди прочих, предположительно занимался этот шериф. Дело получило широкую огласку. Дэн Разер рассказал о нем в программе «60 минут». Большому жюри задавали вопросы об организованной преступности в Вайоминге, и убийство тайного агента накануне его выступления в суде вызвало широкий резонанс. Народ был возмущен. Даже я, обученный исходить из презумпции невиновности, считал, что шериф убил свидетеля, который должен был свидетельствовать против него. Позже, после того как я согласился поговорить с шерифом, я пришел к выводу, что на самом деле он выстрелил в тайного агента в целях самообороны. Но когда я предстал перед коллегией присяжных штата Вайоминг, они были напичканы той же информацией из тех же СМИ, которой когда-то был напичкан и я и которая убедила меня в виновности моего подзащитного.