Через час я осознал, что закончил выступление без бумажки! И это было действительно
Закончив говорить, я сел, измученный, но довольный. Все бросились меня поздравлять. Мне сказали, что это была замечательная аргументация, и что я — замечательный адвокат. Присяжные совещались менее получаса и вынесли решение в пользу моего клиента. Я испытал целую бурю эмоций, от замешательства до экстаза.
Позже, прочитав стенограмму своего выступления, я пришел в еще большее замешательство. На присяжных повлияли явно не эти слова, не эти сбивчивые фразы, не этот нелогичный синтаксис. Должно быть, секретарь суда что-то не расслышал и неправильно запротоколировал. Мне было стыдно за свой язык и манеру говорить. Но потом я начал понимать: письменная и устная речь — это небо и земля, суахили и Бах. Постепенно до меня дошло, что дело не только и не столько в словах, сколько в их звучании, в ритме голоса, в выражении глаз, в движениях и жестах — в общем, во всем, что передает смысл сообщения.
Постепенно я пришел к пониманию, что чтение записанной речи и выступление с магический аргументацией — это разные виды искусства. Первое — это искусство письма; второе — ораторское искусство. В первом случае мы, как ребенок, рисуем картину, пыхтя над каждым неумелым штрихом, во втором — даем рождение этому ребенку. Письменной речи всегда не хватает
Многочисленные погрешности, отмеченные мной в письменной стенограмме моей магической аргументации, были теми самыми признаками аутентичности, которые уловили
Молодой писатель, составлявший руководство для начинающих адвокатов, добыл запись моей заключительной аргументации по делу Карен Силквуд и попросил меня ее прокомментировать. Я ответил ему, что читал эту запись и искренне не понимаю, что в ней такого особенного, чтобы ее публиковать. «Разве что эта заключительная аргументация помогла выиграть положительный вердикт с компенсацией в десять с половиной миллионов долларов, а в остальном такое мог бы выдать любой косноязычный школьник». И это действительно возможно, учитывая тот факт, что дети обычно говорят правду и что их речь весьма красноречива, но не за счет умных фраз, а за счет простоты и откровенности их естественного языка.
Я опасался, что моя аргументация, оказавшаяся адекватной и убедительной в «живом» исполнении, на бумаге будет выглядеть глупой и дилетантской. Я попытался себя защитить: «После трех месяцев слушаний я был как выжатый лимон, и, возможно, присяжные это поняли». Я попросил отредактировать мои ляпсусы. Я полемизировал: «Люди слушают ушами. Когда я спорю, я никогда не стараюсь говорить литературно. Если думать над словами, аргументация будет исходить из головы, а не из глубины души, и вся ее магия, все ее внутреннее наполнение исчезнет, отключится от источника подлинного красноречия. Поэтому я прошу вас сделать эту аргументацию убедительной для глаз — то есть чуть более презентабельной в письменном виде…»
«Однако, я думаю, вам это будет чрезвычайно сложно, потому что вы не слышали данную аргументацию в реальном контексте. Вы не видели, как я стоял перед присяжными, обливаясь потом и выкладываясь из последних сил, чтобы защитить своего клиента. Будь вы там, все увиденное и услышанное изменило бы содержание ваших комментариев. Тогда ваши комментарии основывались бы главным образом на тоне, или музыке речи. Это музыка искренности, исполняемая человеком, который пытается быть честным, пусть не всегда, но пытается