– Нет? Лучшие друзья навеки? Кореша? Братаны?
– Ты в своем уме?
– Не знаю! – Мы смеемся, и он легонько пихает меня в руку. Я пихаю его в ответ, со всей силы, отчего его ведет в сторону, как тощего фламинго.
Алексей спрашивает, хочу ли я пойти к нему поиграть в видеоигры или лучше останусь дома прибираться в кладовке.
– Ладно, – отвечаю я. – Ты меня раскрыл. Мне не нужно убираться в кладовке. Я никогда там не убиралась. Что я, моя мама, что ли?
– Так и знал.
Мы идем к нему домой, и Алексей пытается объяснить мне, как играть в какую-то немыслимо навороченную игру под названием
– С меня хватит, – объявляю я, когда моего героя взрывают в пятнадцатый раз. – Давай лучше приготовим сморы. – По дороге к Алексею мы купили нужные крекеры.
– Наконец-то! Я думал, ты никогда не предложишь.
Наблюдать за тем, как тает маршмеллоу, я, может быть, люблю больше всего на свете. Как он из белого превращается в золотистый, а потом в коричневый; как он становится черным снаружи и липким и вязким внутри, – это волшебство в чистом виде. Мне нравится, когда маршмеллоу зажариваются до хрустящей корочки, а внутри плавятся. Алексею нравится, когда они становятся только чуть-чуть золотистыми. Говорит, это потому что маршмеллоу очень красивые и он не любит смотреть, как их портят. Я называю его хлюпиком.
Он смеется, но тут же вновь становится серьезным.
– Знаешь, для меня действительно очень много значит, что…
Ладно, скажу вам честно. В этот миг у меня пропадает сила воли, и я позволяю мечтам унести меня прочь. В моем воображении Алексей медленно снимает с себя одежду – расстегивает рубашку, ремень и вот уже стягивает свои черные боксеры и…
– Леле, ты меня слушаешь? – Я возвращаюсь в реальность, печальную-печальную реальность, где Алексей полностью одет.
– Что? О, э-э-э, да, что такое? – стараясь не покраснеть, отвечаю я.
– Ты меня не слушала! И посмотри, у тебя маршмеллоу сгорел. – Он выключает огонь.
– Нет, мне так нравится. Ням, какой вкусный, э-э-э, уголек. Я специально так его зажарила. – И бубню с полным ртом: – Я шлушала, шешное шлово.
– Какая же ты врушка! – смеется Алексей. – Я говорил о том, как много ты для меня значишь, а ты витала в облаках!
– Ой, чувак, прости, что я все прослушала.
– Извиняйся-извиняйся, тупица.
– Сам тупица! – Я достаю из упаковки маршмеллоу и кидаю в него.
– Получай! – Он бросает его обратно в меня, и вот мы уже вовсю ведем перестрелку.
СМЕНА КАДРА: Мы с Алексеем без сил лежим на диване, а гостиная завалена преступными сладостями. Уверена, его родители будут от меня без ума.
21. Так вот что значит быть популярной (1 900 552 подписчика)
Почти два миллиона подписчиков в Вайне. Их число продолжает расти. И чем больше их становится, тем сильнее я чувствую, что обязана их развлекать. Съемки вайнов стали напоминать полноценную работу, и у меня почти не остается времени на школу. И даже если у меня находится время, учеба – последнее, чем мне хочется заниматься… тридцать семь уравнений, кому это нужно? Тому, у кого есть удивительный мир Вайна, вообще ничего не нужно.
Ох, если бы только это было правдой.
Вся Майами-Хай подписана на меня в Инстаграме, но никто по-настоящему меня не знает. В этой жизни, конечно, никто никого не знает по-настоящему, но разница в том, что все в школе считают иначе. Они думают, что я позволила им заглянуть в свою глубоко личную жизнь; думают, что могут стать моими друзьями только потому, что посмотрели парочку моих вайнов. Но это вовсе не так. Ведь свою личную жизнь я держу при себе, как и все остальные, и мне хочется, чтобы люди проводили со мной время и узнавали меня как следует. Короче говоря, известность на Вайне не помогла мне постичь свою суть или почувствовать себя менее одинокой.
Но не поймите неправильно, у меня клевая жизнь, и я делаю клевые вещи. Люди считают меня крутой и хотят общаться со мной; они тянутся ко мне, как мотыльки на огонь, я нарасхват. Не могу даже объяснить, насколько все это необычно для меня: я понятия не имела, что Леле 2.0 вдруг превратится в Леле 8.0, что, в сущности, и случилось.