Как захватить весь мир

ТАК (Т), и – ди (И), пи – ЛА – ПО – ет (П), ры – БА – чить (Р), О – КО – ЛО (О), са – мо – лет (С) ТАК (Т), и – ди (И) повтор, опять повтор…

«Лучшие шифровки, как тот сапог в холодильнике, настолько сумасбродны, что их никому не разобрать!» – так он говорил на собраниях клуба.

Но эту Жанна разобрала. Он выстукивал: П – Р – О – С – Т – И.

Всё закончилось примирением, извинением, чаепитием. Закончилось хорошо. Ее не тронули.

Пятерки по литературе поставили всем, как и было обещано.

У некоторых «послушных рабов» еще демонический деготь остался под ногтями, а Лермонтов уже прошел. Потом были Есенин, Маяковский, Блок. По весне, в мае – Максим Горький.

Пассивный гуманизм его социально-философской драмы «На дне» о тяжелой судьбе обитателей ночлежки, по словам Риммы Константиновны, сводился к монологу одного из них, Сатина: «Человек – это звучит гордо! Всё в человеке, всё для человека!». Сатин хочет не жалеть и утешать человека, но, сказав ему всю правду о бессмысленности жизни, подвигнуть его к самоуважению и бунту против мироздания. И человек, осознав трагедию своего существования, должен не отчаиваться, а, напротив, почувствовать свою ценность.

Ему противопоставлена позиция странника Луки. Хоть он врет, но его ложь – для утешения слабых, неспособных сопротивляться жестокости окружающего мира. А его правда – в доброте, в жалости к человеку и желании дать ему надежду, пусть и ложную… Настолько, что один жилец ночлежки, Актер, поверив ему, что есть земля обетованная, зажил этой верой, а потеряв веру, удавился.

Винсент как раз толкал мысль, как самоубийство может быть оправдано, когда в дверь класса постучали: «Жанна Кардэнова здесь? К директору!». Жанна шла и тряслась. Страшно, мало ли что…

«Да, входите!» В кабинете у директорского стола стояла незнакомая женщина:

– Здравствуй, Жанна! Помнишь меня? – Она приветливо кивнула.

У женщины, которую почему-то надо помнить, был бархатистый голос, кудрявые каштановые волосы, широкие бедра, шаль на плечах.

– Нет, – ответила.

– Мы виделись в последний раз, когда ты была маленькая-маленькая (женщина рукой показала, какая маленькая, чуть не до колена). Меня зовут Аделина. Тетя Аделина.

– …Вы просили меня передать вам нож?

– Нож? Какой нож? Нет!

Директор посмотрел на тетю с подозрением.

– То есть да, может быть… – Аделина поспешила исправиться. – Я готовила. Может, и нож.

Жанна давно запретила себе обращать внимание на мелькающие в голове воспоминания, чтобы не сойти с ума, но…

– Вы готовили щелямы. С сыром!

«Щелямы» – слово-то какое! Что только не всплывет в памяти! А еще какая-то странная картинка: большая семья, застолье… дети и взрослые сидят за общим столом и едят мягкие лепешки, что-то обсуждают, шутят… Это картинка была такой четкой и радостной! Почему так радостно? Ну ест себе за большим столом какая-то семья… Может, потому что это была ее семья?

– Ты помнишь, милая! – тетя Аделина бросилась к ней и обняла изо всех сил.

Жанна закивала. И заплакала.

Они вышли пройтись по школьному колодцу (так двор называла Катюшкин). Тетя говорила, а Жанна слушала:

– Артур был хорошим человеком, сложным, но хорошим. Если он не поддерживал с нами отношения, значит, так было нужно. Когда я тебя увидела по телевизору в нашем народном платье, с косами, я тебя сразу узнала! И ни секунды не задумалась, что нужно делать! Мы возьмем тебя к себе, будешь жить с нами – со своей семьей. У Артура остались друзья, они помогут.

«С семьей. Друзья. Помогут», – такие хорошие слова.

– Пароль?

– Conspiracio!

Даня открыл ей зеленую дверь и впустил в тайную комнату. Ярко светило солнце.

– Хорошо, что ты пришла наконец-то! – Винсент обрадовался. – У меня тут такая идея с самолетом!.. она, конечно, нуждается в доработке… и где столько взрывчатки взять?…

– Винсент! Даня! – Жанна резко оборвала его. – Простите меня! Я не могу больше с вами завоевывать мир. Я уезжаю.

– Куда? Надолго? – Даня спросил.

– Насовсем. Ко мне приходила тетя. Она с семьей – в Москве, позвали жить к себе. Я переезжаю к ним.

– Не уезжай, пожалуйста! – Даня попросил тихо, почти шепотом.

А Винсент разорался:

– Да пусть катится! Предатель! Ведь мы же клялись хранить верность клубу!!! – Затопал ногами, и даже руки у него дрожали.

– Я бы так хотела с вами остаться… но семья…

– Что тебе не хватает, семьи?! Мы тебя приняли, как родную! И теперь ТЫ, ТЫ нас бросаешь! Всё! Чтобы сегодня, когда я вернусь домой, ни тебя, ни твоих вещей там не было! – он стал истерично разбрасывать по чердаку что было под рукой: камешки и хлебные крошки.

Жанна захлопнула за собой зеленую дверь.

Даня вскочил с большого камня, приспособленного как стул.

– Что будем делать, Винсент???

– То же, что и всегда. Попробуем придумать, как захватить весь мир!

Никто не помнит бармена