Арчи приходился Винсенту дядей по материнской линии. Работал в Эрмитаже художником-реставратором. Когда племяннику исполнилось десять, Арчи неожиданно положил у его двери (считай, подарил) набор мольбертов и масляные краски.
Потом он пару раз видел следы краски на раковине от Витиных рук и понял: подарок не пропал зря. По ночам втихаря стал подсовывать ему под дверь журналы и брошюры о живописи (И почему никто не заикнулся, что Арчибальд тоже из благороднейшего немецкого рода?). Однажды в проеме под дверью оказалась брошюрка с заметкой о картине «Звездная ночь над Роной» Винсента Ван Гога.
Так было положено начало «Вангогомании». Витя что-то себе опять напридумывал (что глядя в окно на Фонтанку ночью всё время видел, оказывается, «Ночь над Роной») и всех заставил называть себя Винсентом, не иначе.
Арчи выбирался из комнаты в основном по ночам. В первый раз, когда Жанна столкнулась в темном коридоре с высоким человеком с растрепанными волосами, в измазанной красками одежде, она от него шарахнулась. А на второй – он улыбнулся и даже протянул руку.
Его она больше не опасалась. А вот Винсента… как только он видел, что Жанна идет в сторону ванной с зубной щеткой и полотенцем, радостно бежал за своей щеткой. Становился рядом у раковины и тоже начинал чистить зубы.
– У меня очень слабенькие зубки, боюсь, выпадут, – объяснял.
– А со мной не боишься?
– Боюсь. Но не так сильно. – И выглядел жутко довольным.
Их дом на Фонтанке стоял ровно посередине между двумя мечтами Винсента: Мухинским училищем на Соляном переулке и Театральным на Моховой. Художник или актер? Хорошо, что этот роковой выбор еще не скоро, потом, после школы.
А пока Винсент, как и дом, соблюдал нейтралитет: ходил на плаванье, там учили плавать. И в школу юнг, там учили определять местонахождение по координатам, вязать морские узлы и азбуке Морзе.
Метод изучения азбуки стал просто находкой для его беспокойного мозга. Каждой букве присваивалось определенное слово или словосочетание. Например, буква Л: лу – НА – ти – ки (короткий – длинный – короткий – короткий). З: ЗА – КА – ти – ки ( – — . . ).
Он запоминал: «лунатики» – «закатики». Притащил домой откуда-то прожектор и подолгу практиковался, светил в потолок и приговаривал: «И только одна. Две не хорошо. И – ТОЛЬ – КО – ОД – НА. Две – не – ХО – РО – ШО». Это значило «12». Ему было двенадцать лет.
Винсент родился в день, которого в большинстве лет просто нет. Последний день зимы, мигающий, как фонарь: один – через три. Символ его знака Зодиака – рыбы, плывущие в разные стороны. Одна – по течению, другая – против.
Глаза у него были голубые, такие полупрозрачные, что зрачок, казалось, лежал на дне и просвечивал, как утес сквозь воду. Уголки губ были чуть опущены вниз. Это превращало его улыбку в загадочный грустно-радостный оскал. Винсенту самому, видно, нравилась такая асимметрия. Он улыбался всё время искоса, показывая ровные, белые (до того, что блестели при свете ламп и солнца) зубы. И от этого можно было сойти с ума, так хорошо у него получалось.
Две мечты потихоньку растаскивали его душу, каждой – по своему куску. А еще…
– Знаешь, я бы хотел жить в маленьком доме на берегу моря, а лучше, океана! – Винсент говорил, когда они с Жанной гуляли по пляжу Петропавловки.
Оставляли следы на сыром холодном песке, отступая от набегающих волн. Волны каждый раз смывали следы, а они снова следили.
– …Только теплого, чтобы можно было купаться! И белый песок! – она сняла ботинки и теперь шла по линии прибоя босиком.
– И собаку! Чтобы прыгала в воду с разбегу! – Он сам радостно запрыгал.
– Да! Большую мохнатую собаку! Чтобы брызги летели во все стороны!
Им казалось: всё так и будет. Или уже было. Не всё ли равно? С кем-то другим. В другой жизни… Стекло под ногами хрустело, как песочек. Он смотрел на ее кровавые следы, волна нахлынула и стала красной. А Жанна стыдливо опустила глаза:
– Ой, я думала, там песочек!
– Пошли, песочек! – Винсент помог ей добраться до дома, подставлял руки и спину, чтобы облокотиться, и по ступеням в парадной нес на руках. Усадил на стул, обработал ногу остатками папиной водки, заклеил антибактериальным пластырем из аптечки.
И когда он решился попросить собаку, Элла Вадимовна с ходу ответила: «Зачем? У нас же есть Жанна. То есть… живое существо… ну, ты меня понял».
Существо то и дело простужалось: Винсент постоянно держал форточку открытой, всё ему было жарко. Жанна куталась в плед. И когда становилось совсем невмоготу, закрывала форточку. А Винсент опять открывал. Высовывался в окно и дымил свои адские сигареты.
Так продолжалось, пока не пришел скандинавский циклон, и ветер не завыл в щелях оконных рам. Винсент заклеил скотчем сначала бреши в рамах, а потом – все острые углы в квартире, превратив ее в подобие психушки. «Это для Арчи. На всякий случай… ну, и для меня».
Арчи оценил идею, спросил, как пациент пациента: «Ты знаешь, что снег хрустит потому, что у снежинок ломаются позвоночники?»