Только если ты находишься на своем месте, а рядом с тобой — другой человек на своем, а не мужчина в роли сына или коллега в роли босса, то все работает слаженно и без сюрпризов. И все участники чувствуют себя в безопасности.
Когда меня вышвырнуло из привычной системы, я поняла, насколько она была важна для ощущения комфорта. Но сразу встроиться в местные конструкции не смогла — даже ради пресловутого комфорта. И не только потому, что не понимала их, но и потому, что не готова была признать.
Не готова… но мне жить в этом мире. И, глядя пусть даже на Эльвина, который не позволял себе, будучи «яром на публике», вульгарных жестов, или в качестве «успешного адвоката» — бесчестных действий, следовало и мне понять, что если я хочу быть в этом обществе «своей», мне следует признать и привычные им системы.
Дело не в притворстве. И не в том, чтобы сломать собственный характер и мировоззрение. А в том, чтобы относиться уважительно к тем обстоятельствам и людям, которые меня окружают и — что уж там — помогают. Возможно, яром Кингсманом двигало раздражение или даже ревность, но и я осознала, что действительно воспитанная девица не попала бы в такую ситуацию. Просто потому, что ей и в голову не пришло бы использовать спутника в качестве горничной и обнажаться на людях.
Ведь один мужчина мог воспринять это как предложение.
А второй — как факт, что предложение сделано другому мужчине.
Мрачных раздумий на эту тему хватило как раз на длительный переход до «малой бальной залы», куда мы добирались по множественным коридорам и лестницам.
Малая зала была огромна.
Вытянутое помещение с высокими расписными потолками, витражными окнами почти до пола, огромными золочеными вазами, полными цветов, и… вездесущим блеском. От магических огоньков и светильников, от зеркал и натертого пола, от хрустальных люстр наверху до драгоценностей дам — и некоторых кавалеров — все блестело и переливалось как в последний раз.
Я беспокоилась, что одета слишком ярко и вычурно? Напрасно. Я растворилась в этой разноцветной толпе моментально.
Мы трое так и держались вместе, пусть у меня и возникло ощущение, что мы сейчас друг от друга дальше, чем когда-либо прежде. И вместе приседали-раскланивались в ответ на приветствия знакомых яров. А те так и норовили поприветствовать, оценить меня, а самые бойкие — может и близкие — аккуратно поинтересоваться, в каких мы с Эльвином находимся отношениях.
Искусству не прямолинейной речи, когда надо все выяснить, но выяснять нельзя, мне еще предстояло научиться.
— Яра, восхищена вашим ожерельем. Так похожи на сапфиры Томасов…
— Где вы остановились в столице? Если вы скажете адрес, я пришлю вам приглашение на небольшой прием.
— Какой интересный фасон платья. Все-таки раньше мастерицы знали свое дело… Вероятно, вы приехали в Блэтфорт недавно — я могу посоветовать хорошую модистку.
Искусство увиливать от таких ответов тоже следовало освоить.
— Да, эти камни поистине великолепны, цвета глубоководного озера.
— Яра Тимсон пока все никак не может найти достойного жилья, — «яра Тимсон» — это была я.
— Чудесная идея. Думаю, яра обратится к вам с удовольствием за советом, как только придет время.
Наше время пока тянулось.
Пунш в хрустальных бокалах, толкотня, танцы возле музыкантов, неспешные, а иногда и бурные разговоры, колкости и лица, лица, лица… Как-то я читала, что, прежде, девицы и юноши благородных кровей тратили годы на то, чтобы изучить генеалогические ветви крупных родов, разобраться в хитросплетениях родственных связей, гербов и девизов, внешних особенностей, чтобы потом, на подобных балах, не ударить в грязь лицом. Что ж, это было весьма правильно.
Интересно, какой девиз у Кингсмана?
«Оставайся мрачным», наверное.
Размеренность действий, разговоров и реверансов меня успокоили, и я уж было решила, что осталось только пережить встречу с королем, и все будет в шоколаде, как Эльвин вздохнул.
— Мои родители.
Моментально спрятала за спину булочку, которую держала в этот момент в руке, и повернулась с широкой улыбкой к подходящим к нам взрослым ярам.
Эльвин оказался похож на маму. Только он был даже с более мягкими чертами лица, чем сама яра Томас. Та выглядела надменной… пока не расплылась в улыбке, увидев нас.
Именно нас.
Не только Эльвина.
Я уже с некоторым недоумением перевела взгляд на высокого и чуть пухлого яра с усами, который смотрел на меня едва ли не счастливо.
Сглотнула.
И постаралась не пятится.
— Милый! — счастливая мать семейства порывисто взяла сына за руку, — Наконец-то мы познакомимся с ярой Тимсон!
Наконец-то? Она так это сказала… что мне стало совсем страшно.
Потому что там была не неприязнь.
Не напряженное ожидание, что какая-то приблудная девка в фамильных драгоценностях вдруг поработит их сына.
И не холодное презрение к не-модной, не-чешуйчатой и не-родовитой подружке, которой никогда — благодаря ее усилиям — не стать невестой.