По крайней мере, так Онода сказал себе, чтобы облегчить свое чувство ответственности за все последующее.
Наруко окончательно продумал свой следующий ход и со вновь появившейся широкой ухмылкой самодовольно взглянул на Имаизуми, отчего тот разозлился. С видом завершенности Наруко поднял одну из своих фигурок и переместил ее снова, что запустило тревожные звоночки в голове Оноды.
— Снова попался, шустряк.
Имаизуми обладал отличными рефлексами, но даже он смог только проговорить короткое проклятие и прикрыть глаза одной рукой, перед тем как все фигурки на доске брызнули в него вонючей жидкостью.
Оноде понадобился один раунд игры, в котором Наруко полностью уничтожил Имаизуми, чтобы понять, что, может быть, не просто его неумение играть позволяло Наруко выигрывать у него так ловко все разы, когда они играли вместе. На самом деле, даже Имаизуми (который, несомненно, был противником лучше, чем Онода) еще ни разу не одержал победу над ним.
Имаизуми медленно опустил руку от лица, закипая от ярости, и Наруко расхохотался.
— Пфффт… о боже, видел бы ты свое лицо сейчас, шустряк. Это просто… не могу… КАКАКА! — Он хохотал так, что едва не свалился со скамьи, на которой сидел. — Не могу поверить, что ты такой отстой в этом! Чем ты занимался все эти годы, что не знаешь, как играть в плюй-камни?
Имаизуми хлопнул руками по столу, а его губы побелели от злости. Казалось, он сейчас закричит, но когда он заговорил, то слова вышли удивительно тихими.
— Сыграем еще раз, — жестко потребовал он.
— Ты действительно думаешь, что если мы сыграем снова, то что-то изменится? — спросил Наруко, борясь со смехом. — Разве тебе не достаточно?
— Сыграем. Еще. Раз, — бесстрашно повторил Имаизуми.
Что-то действительно не так с Имаизуми, подумал Онода, и какое-то ощущение тревоги пробралось в его мысли, когда он смотрел на разворачивающуюся перед ним сцену.
Наруко, очевидно, считал всю эту ситуацию уморительной — неудивительно, ведь он любил выигрывать, а выигрывать у Имаизуми любил даже больше, но все-таки, как и Онода, он находил странным, что кто-то, предположительно такой умный, как Имаизуми, будет так плохо играть в простую настольную игру. Но у Наруко не было преимущества знания о жизни Имаизуми дома, которое было у Оноды. Наруко вырос в семье, в которой, судя по его рассказу Оноде, о нем заботились и старались проводить столько времени вместе, сколько было возможно. В противоположность этому, родители Имаизуми были в лучшем случае отдалены от него, хотя Онода думал, что слово «отсутствующие» лучше всего описывало их роль в жизни их сына.
Принимая это во внимание, неловко думал Онода, совершенно ясно, что Имаизуми не будет так хорош в играх для двоих игроков, как Наруко. До приезда в Хогвартс у Имаизуми не было возможности играть с другим человеком, даже если бы он захотел.
Онода наблюдал, как Наруко начал снова готовить доску, а Имаизуми слегка расслабился, вероятно успокоенный тем, что Наруко согласился начать новую игру, хотя сидел по-прежнему понуро. Капля отвратительной жидкости стекла по его щеке, и он злобно смахнул ее рукавом мантии, ни на секунду не отводя взгляда от доски.
Наблюдение заставило сердце Оноды болезненно сжаться, но он знал, что вмешиваться сейчас будет бесполезно. С самого начала Онода узнал о Имаизуми то, что под своей внешней прохладностью и сдержанностью тот бы на удивление… непоколебимым. Если Имаизуми считал, что должен свести с кем-то счеты, то ничто не могло заставить его отказаться от этого. Лучшее, что Онода мог сделать, — это пережидать и надеяться, что Имаизуми станет более благоразумным, когда осуществит то, что намеревался, что бы это ни было.
— Почему бы тебе не сделать первый ход? — спросил Наруко, снова пристроив подбородок на ладони и наблюдая за Имаизуми краем глаза. Это была умышленно обычная поза, которую Наруко, по убеждению Оноды, принимал специально, чтобы разозлить своего противника.
И это работало.
Имаизуми прикусил губу и, подрагивая от плохо сдерживаемой ярости, переместил свою первую игровую фигурку. Он ничего не сказал — но опять же, в этом не было нужды. На этот раз Онода не сомневался в том, что думает Имаизуми, и ему хотелось, чтобы он смог хоть что-то с этим сделать.
Идея совсем не осенила Оноду. Она началась с крошечной упрямой мысли и постепенно оформилась, когда он наблюдал за игрой его друзей, которая развивалась таким же образом, как и предыдущая. Это верно, Онода немногим мог помочь Имаизуми в этой ситуации, но это не означало, что неспособен помочь ему в целом. И Онода в любом случае планировал написать маме. В процессе этого будет нетрудно задать вопрос.
Наполненный решимостью, Онода достал из сумки новый сверток пергамента и письменные принадлежности. Это было вовсе не лучшее место, чтобы написать письмо (поскольку у Оноды была причина полагать, что поблизости с его стороны стола вскоре будет снова разлит сок плюй-камней), но он хотел как можно скорее изложить свои мысли на бумаге. Он даже был в откровенном нетерпении, когда откупоривал бутылочку с чернилами и готовился писать.