Как жаль, что так поздно, Париж!

Какая длинная жизнь, а уместилась в семнадцать лет! Встретились в двадцать четвертом и навеки расстались в сорок втором. А перед этим сколько еще было расставаний, но они не в счет, не в счет, что за расставания, если мы живы, даже в тридцать седьмом, Господи, даже в тридцать седьмом!

Приговорили к расстрелу и – подумать только! – освободили. Невероятно, невозможно поверить, чудо какое-то! Но вот же он – дома! Улыбается, и всегдашние черные борозды под глазами. Какое чудо! Кто-то разобрался с их делом в этой мясорубке! Лёля, мечась между кухней и комнатой (всех же надо накормить!), слышит имя Кагановича. Так это Каганович их спас? О, какой прекрасный человек! Лёля выбегает в кухню и не слышит, что было дальше, не слышит, как Генрих рассказывает Фери про письмо к Кагановичу, про то, как Каганович, который – всем известно – подписывает приговоры списками, «этих венгров» почему-то запомнил и поручил их дело Чернопятову.

Лёля не слышит про Чернопятова. Когда она возвращается из кухни, разговор идет уже о другом. «Троцкизм, – слышит Лёля. – Обвинение в троцкизме». Это о Ласло. Ласло не выпустили, его расстреляют. О-о?! Его расстреляют?! У Ласло маленькая дочка, младше Ирмы, вместе с Генрихом он работал в Поволжье в тридцать втором году…

…Тогда, в тридцать втором, как был счастлив и горд Генрих, что посылают в Поволжье, в трудное Поволжье. Всегда был счастлив, если поручали ответственную работу, чувствовал себя тогда спокойно и уверенно: свой в своей стране.

Из дневника Елены Гараи:

«6 декабря 1932 года

4 ноября родилась Марта – 10 фунтов 60 г. В Ирме было 9 1/2 ф. У нее глаза голубые, вся она светлая по сравнению с Ирмой. Генрих в командировке, в Саратове…»

Марта родилась без него, и Ласло, именно Ласло помог Лёле добраться с двумя детьми до Саратова. Там их встретил Генрих на запыленной машине, приехал на вокзал прямо с посевной.

Из дневника Елены Гараи:

«22 января 1933 года

Саратов, пл. Октября, 4-й корпус, кв. 154. Адрес я записала для девочек. Быть может, взрослыми им доведется быть в этом городе и они смогут взглянуть на дом, где жили детьми.

Мы в Саратове, а скоро переедем в Покровск (теперь – Энгельс). Генрих работает в газете Немреспублики Nachrichten».

Слова «посевная», «семена», «колхоз» стали надолго, почти на два года, главными словами. В мае тридцать четвертого, уже уехав в Москву, Генрих спрашивал в письме: «Напиши, как там сев идет?..»

Жили в Энгельсе, на Центральной улице, 42. Генрих – редактор, Ласло – заведует отделом, днем и ночью мотаются по колхозам, опять дети почти не видят отца.

Из дневника Елены Гараи:

«5 декабря 1933 года

Вчера Ирма сказала: “Мамочка, посади меня на эту картинку”. Оборачиваюсь, она держит в руках детскую книжку с картинками. “Вот сюда, на это окошечко”, – говорит она.

Очень любит целовать Мартины голые ножки. Перед тем как я укладываю маленькую спать, Ирма подбегает и говорит: “Дайте мне поцеловать мои милые босиковые ножки!”»

Блаженное ощущение покоя: дети здоровы, Генрих работает, и ночные страхи отступили, растаяли…

В марте тридцать четвертого его отзывают в Москву. Опять жизнь – заново, никто не знает своей судьбы. Никто. Даже самые проницательные.