Как жаль, что так поздно, Париж!

А троллейбус все едет и едет, и как хорошо, что меня ждут, и что я это знаю, и будут рады, когда я прочту им (Лене Шарковой, Гале Кряжевских, Ларисе Шефер, Марине Скалдиной, Ире Михальченко) эти только что придуманные стихи про Настю.

С Леной Шарковой мы были дружны лет тридцать пять назад, когда вместе ездили на всякие пленумы Союза журналистов СССР. Жили в «России», даже и после пожара в ней, везде еще пахло дымом, гарью. В нашем номере, где Лена меня нещадно окуривала, сколько ночных часов мы провели за разговорами, стихами, признаньями. Сколько смеялись!

А потом жизнь как-то развела нас, но теперь, к счастью, снова свела, изменившихся, многое переживших.

Тогда она была быстрой, тоненькой, очень красиво курила, изящно подшучивала над обожаемым Мотей (Матвеем Фроловым), врывавшимся к ней чуть ли не среди ночи с очередными указаниями.

Умной была всегда, а сейчас еще больше помудрела, любую проблему (житейскую ли, политическую) с ней интересно обсудить.

А еще можно позвонить Бранским – Владику и Наташе, Борису Фрезинскому, Гале Зябловой… «Мы одной крови – ты и я…»

И уж совсем неожиданно года два назад в борьбе с коммунальными службами за тепло в наших квартирах я встретила Лену Левину из соседнего подъезда. Оказалась не просто единомышленницей, а человеком той самой одной крови. Вот так.

«Человек один не может ни черта». На всю жизнь уверовала я в эту истину, так кратко выраженную Хемингуэем. Нужна среда, среда, «на лестнице колючей разговора б!». Благодарение Богу, этого у меня было сполна, потому что сполна мир наполнен людьми, телефонными звонками, близкими знакомыми голосами.

«Узнаешь?» – «Конечно!»

Это – Лена Невзглядова. Как обрадовала она меня недавно, прочтя в сентябрьском номере «Знамени» отрывки из той самой рукописи, которую я держу сейчас перед собой.

«“…радость и горечь жизни перетекают одна в другую, как улицы и площади Парижа”, – процитировала она наизусть и добавила: – Ехала сейчас в троллейбусе и вспоминала твои фразы».

А каких замечательных друзей подарила мне вместе с Италией Марина – Олю Тимофееву и Володю Харитонова, наших итальянских спутников.

Пока спит Везувий

Графиня Эмилия —
Белее чем лилия,
Стройней ее талии
На свете не встретится.
И небо Италии
В глазах ее светится,
Но сердце Эмилии
Подобно Бастилии.

В детстве эти лермонтовские стихи звучали для нас с сестрой как шутка про нашу маму. Ее звали Эмилия, она была хороша собой и весьма строга к нашим провинностям. Жили мы тогда в Киргизии, эвакуированные из Москвы, в городке, окруженном Тянь-Шанскими горами. Синее-синее небо и ослепительно-снежные вершины гор…

Детские впечатления, как известно, живучи и незабываемы. Конечно, Италия и Бастилия были для меня тогда понятиями абстрактными. Кто мог предположить, что годы спустя, – да что там годы! – жизнь спустя я увижу в Париже площадь Бастилии, а в нынешнем октябре – Италию. Жаль до слез, что мама не дожила до таких непредставимых перемен в нашей общественной и личной жизни…

Итак, Италия. Синее-синее небо и горы, к которым у меня после Тянь-Шаня особая любовь. Только Апеннины – не Тянь-Шань. Никаких снежных вершин – леса и леса, а вечером – высоко в горах огни-огонечки и всюду жизнь.

Прилетев в Рим, мы отправляемся на вокзал и едем поездом до города Салерно, где нас ждет «элегантный, как рояль» шофер Винченце. Он прислан за нами из замка князя Бельмонте, где нас, журналистов из Москвы и Петербурга, уже ждут.

Бельмонте – фамилия в Италии известная. Когда-то это семейство владело чуть ли не половиной всех южных провинций страны. Но дед и отец нынешнего князя были заядлыми игроками и просадили в карты и рулетку чуть ли не все имение. Кое-что уже удалось вернуть, тем более что главное – фамильный замок, построенный в XVII веке, проиграть не успели. В него-то мы и едем. Справа – море, слева – горы, дорога петляет мимо ферм, пастбищ, старых подворий. «Вот здесь, – говорит Винченце, – делают лучшую в Италии моцареллу». Мы останавливаемся и покупаем в маленькой лавке при ферме знаменитый итальянский сыр. Путь наш – в городок Santa Maria di Castellabate: узкие улочки упираются в море, городская площадь с ресторанами, старая церковь – это Санта-Мария, а улицы, поднимающиеся уступами наверх в горы, – Кастеллабате.

Главная достопримечательность, по-нынешнему бренд, здешних мест – это, конечно, замок. Он высится над морем, но, чтобы увидеть его, надо войти в парк, раскинувшийся на пяти гектарах. Старая каменная ограда, массивные ворота, пальмы, эвкалипты, самшитовые деревья, цветы, цветы… В замке три этажа, в верхнем – княжеские покои, а в двух нижних – номера для туристов, вполне современный бизнес.