Отсюда оставался всего один шаг до того, чтобы чисто прагматическими соображениями – успехом – оправдать использование лжи едва ли не во всяком случае. В «Поучении владыкам» псевдо-аль-Маварди приводится афоризм некоего «древнего царя». «Единоборство мягкостью – коварством и хитростью, более успешно, чем единоборство резкостью – настойчивостью и упрямством. Это – как с водой, которая со своей мягкостью и прохладой проникает повсюду (т. е. достигает любой цели. –
Своеобразным сочетанием двух доводов допустимости хитрости – как исключения в особых условиях войны и как способа достичь благой цели – является следующая мысль псевдо-аль-Маварди. Властелин, стремящийся к счастью, должен рассматривать войну как последнее средство. «Ведь в любом деле тратятся деньги, а в войнах расходуются жизни. И если у хитростей властелина были достохвальные последствия, то в этом и есть счастье царя, с пользой вложившего деньги и сберёгшего кровь своего войска» [696]. Идея эта, впервые приведённая в «Калиле и Димне», повторю, была исключительно популярна в «зерцалах».
Авторами «княжьих зерцал» предпринимались усилия и по, если можно так выразиться, мировоззренческому обоснованию допустимости хитростей (обмана, козней, уловок и т. п.). Например, анонимный автор «Льва и Шакала» находит такое обоснование в переплетении противоположностей, присущем бытию. «В мире нет добра без зла и нет блага без вреда, – заявляет он в контексте рассуждений об обмане. – Если же в благе случился вред, меньший самого блага, то вред перестаёт быть таковым» [697]. Разъясняющая аналогия – кровопускание, осуществляемое ради оздоровления всего тела.
Божественные хитрости. Пример для подражания?
Те средневековые авторы, которые хотели обосновать допустимость и даже рекомендованность хитростей, могли обратиться к достаточно авторитетному источнику. Я имею в виду
Именно тафсиры, казалось, давали обильный материал тем, кто хотел бы Божественным примером обосновать допустимость хитростей, уловок, стратагем.
В «Пятикнижии» смерти Авраама посвящена всего одна фраза (см. Быт., 25: 8). Ислам, как известно, находился под исключительно большим влиянием иудаизма и христианства, причём иудео-христианское наследие специфически трансформировалось, о чём, кроме всего прочего, свидетельствует и приводимый ниже отрывок из одного из тафсиров – толкований Корана. Ас-Саалиби в трактате «Раскрытие и разъяснение, или Толкование Корана» (история воспроизведена также в «Изысканных одеяниях, или Утончённых хитростях») рассказывает о том, что Бог (словом «Аллах» арабы обозначали божество трёх религий – иудаизма, христианства и ислама) пообещал Аврааму (Ибрахиму в арабском звучании), что тот умрёт только тогда, когда сам пожелает себе смерти.
Но подошёл намеченный Богом срок умирать, а у Авраама такого намерения не обнаруживалось. (Согласно арабо-исламской традиции тафсиров, такого желания не возникало ни у Моисея, ни у Аарона, и Богу приходилось изымать у них душу хитростью.) Тогда Бог подослал к Аврааму ангела в виде дряхлого, немощного старика. Старик остановился у двери Авраама и попросил поесть. Праведник дал ему хлеба, размоченного в мясном бульоне. Но старик был так слаб, что не мог поднести руку ко рту. А когда Авраам стал его кормить сам, старец не мог ничего проглотить: все стекало по бороде и одежде. «Сколько же тебе лет?» – просил Авраам. Недужный старик назвал возраст, чуть больший, чем возраст самого Авраама. «Господи, – воскликнул тогда праведник, – прибери меня к Себе прежде, чем я достигну этого возраста и впаду в подобное состояние!» Только он произнёс эти слова, как Бог завладел его душой [698].
Ещё одна история.