Читаем Как жить и властвовать полностью

Значительно позже Никколо Макиавелли выразил подобную идею через пару терминов – «форту́на» (всё, что складывается помимо воли человека) и «вирту́» (то, что человек может совершить сам). Это сравнение касается и других разбираемых ниже образцов рассуждений. Вообще в ряде «княжьих зерцал», так же как и у Ибн-ад-Даи в его «Греческих заветах», заметна тенденция к замене устоявшегося в исламской теологической и законоведческой литературе и ставшего техническим термином выражения аль-Када́ва-ль-Ка́дар, т. е. Божественное предопределение, другими – просто кадар, акда́р, макду́р, макади́р. Здесь я вижу не просто размывание идеологически обязательного понятия через введение новых лексем, но и придание новым понятиям иного смысла, тяготеющего именно к «року», «фортуне», просто даже «стечению обстоятельств». Корень кадара имеет и такое значение, как «определять», «рассчитывать» и т. п. И в этом случае упомянутые термины, альтернативные выражению аль-Кадава-ль-Кадар имели бы отношение не к Божественному предопределению, которое не поддаётся преодолению, а к каким-то расчётам условий и событий, расчётам, подобным астрологическим.

Ибн-ад-Дая соскальзывает к новым сравнениям, которые призваны помочь уразумению взаимозависимости между роком и делом. «Некий мудрец прибег к уподоблению рока и дела и сделал рок похожим на зрячего, но безногого мужа, а дело – на слепого, но крепкого и с ногами. И если они помогут один другому, то слепой понесёт зрячего и зрячий окажется с ногами слепого, слепой же – под водительством зрячего. А если они повздорят, и останется слепой в одиночестве, то труден будет его путь и не будет у него уверенности в том, куда он идёт. А зрячий останется на своём месте, не в состоянии никуда двинуться» [191].

Ещё один авторитетный автор (его произведение цитируется на протяжении всего Средневековья) – Абу-Бакр ат-Тартуши, несомненно, является сторонником активизма. «Путь осуществления какого-то дела для человека, устремившегося к нему, состоит не в том, чтобы дверь закрыть перед ним и дело сие препоручить Господу и ждать, пока оно состоится». Ещё раз он повторяет: «Тот, кто уселся дома и дверь дома закрыл, уповая на Всевышнего Аллаха», – такой человек разошёлся со здравым смыслом и погряз в неразумии. Чтобы совсем стало ясно, приводит он и конкретный пример отрицаемого им квиетизма. Он пишет о человеке, который «взыскует растения и потомство, но садится в доме своём, и с женой не имеет сношений, и землю не засевает, надеясь в этом на Всевышнего Аллаха, веруя, что жена его родит без совокупления, а земля даст растения без того, чтобы что-то посеять». Такой человек «выходит за пределы разумного, небрежёт повелениями Аллаха». Достоин порицания и тот, кто ни к чему не стремится. Такой человек «ослабляет свой пыл, оподляет душу, он становится похож на живущих в норах животных и насекомых, кои в норах рождаются и там умирают» [192].

Очевидно, что идеалом для ат-Тартуши является человек деятельный – планирующий, предусматривающий, берегущийся, решающий, действующий. Он напоминает о фактах предусмотрительности и активного влияния на обстоятельства в истории ислама. Ведь Пророк и панцирь носил, и велел вырыть ров вокруг Медины, и расставил лучников в битве при Ухуде, уберегаясь от атаки Халида Ибн-аль-Валида, и сам лечился, и других заставлял лечиться [193].

Но было идеологическое ограничение такой проповеди активизма – провозглашаемое в исламской религии всесилие Аллаха, Его промысел в мире. «Знай перво-наперво, – обращается к читателю сам автор „Светильника владык“, – что всё в мире – движение и покой, добро и зло, польза и вред, вера и нечестивость, покорность и восстание – происходит по предопределению (аль-Када ва-ль-Кадар). Так, и птица не полетит на своих крыльях, и не поползёт тварь на брюхе и лапах, и не пролетит комар, и не упадёт листок – кроме как по Его предопределению, Его волению, Его желанию. И не произойдёт также ничего из упомянутого без того, чтобы не знал Он об этом заранее» [194]. Опровергать это положение ат-Тартуши не взялся бы по понятным причинам. И ему остаётся только ослабить или даже свести на нет противоречие между активизмом и фатализмом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология