Как жить в мире перемен. Три совета Будды для современной жизни

«Так происходит веками. Люди критикуют молчаливых. Критикуют разговорчивых. Критикуют в меру общительных. Никому в мире не удается избежать критики. Никогда не было, нет и не будет человека, достойного только похвалы или только порицания».

Шакьямуни Будда сказал это более 2 500 лет назад, но, похоже, кое-что никогда не меняется.

Так или иначе, мы все – на крючке привязанности к восьми мирским дхармам. Дзигар Конгтрул как-то сравнил это с раздвоением личности: мы можем думать, что преданы духовному пути, но, к сожалению, мы не менее преданы восьми мирским дхармам, стремлению принимать то, что нам удобно, и отвергать то, что неудобно. Так далеко не продвинуться. Без этого раздвоения личности наше пробуждение становится искренним. Мы более не ослеплены восемью мирскими дхармами и сохраняем присутствие перед лицом дискомфорта.

Когда мы решаем работать с обязательством не причинять вреда, нужно поразмыслить, насколько мы порабощены восемью мирскими дхармами. Действительно ли мы готовы пройти долгий путь, чтобы освободиться от тирании удовольствия и боли, чужого мнения, обретения и потери, хорошей и дурной репутации? Не важно, насколько далеко мы продвинемся в самоосвобождении до того, как умрем. Важно, что мы на пути.

После того как у гениального визионера Стива Джобса диагностировали рак, он так сказал о свободе от восьми мирских дхарм:

«Мысль о том, что я скоро умру, стала для меня главнейшим помощником в принятии важных решений, ведь все внешние ожидания – гордость, страх позора или неудачи – отступают перед лицом смерти и остается только то, что действительно важно. Помнить о скорой смерти – лучший из всех известных мне способов избежать обманчивой мысли, что тебе есть что терять. Вы уже – беззащитные. Нет никаких причин для того, чтобы не следовать за своим сердцем».

Первое обязательно подразумевает знание своих «кнопок», или триггеров, и, что бы ни происходило, призывает с сочувствием осознавать момент, когда вы попадаетесь на крючки восьми мирских дхарм. То есть на любые крючки. Если вы вглядитесь в то, что вас по-настоящему достает, вы увидите, что явление это наверняка связано с чувством «хочу» или «не хочу». Когда вы понимаете, что оказались на крючке, то прямо на месте, с добротой по отношению к себе, можете признать, что попались. А потом спросить себя: «Какая из восьми мирских дхарм поймала меня? Страх потери? Надежда на обладание? Боль позора? Жажда похвалы? И кто здесь хозяин – я или восемь мирских дхарм?»

Мы не можем даже признать того, что происходит, когда охвачены волнениями, планированием и фантазиями. Поэтому мы продолжаем тренироваться во время медитации, учимся замечать, что мы заблудились в мыслях, – и возвращаться в настоящий момент.

Несколько лет назад я узнала, что значит освободиться от тирании восьми мирских дхарм. Я тогда жила в ретритном центре вместе с еще девятью людьми, и каждый день мы встречались за работой. Для меня это было трудное время, потому что я почти ничего не могла делать. Не могла носить воду из-за своей больной спины. Не могла красить доски из-за повышенной чувствительности к синтетической краске. Я была совершенно бесполезна в этой ситуации и невероятно раздражала этим руководителя. Я чувствовала себя старой, слабой, некомпетентной и нелюбимой. Я была очень несчастна.

Это навело меня на мысль: если бы я не была уважаемым, состоявшимся духовным учителем, которым привыкла быть, то кем бы я была? Кто я без внешнего подтверждения своего статуса, без всех этих определений? Я обсудила свой вопрос с Дзигаром Конгтрулом, и он сказал: «Это большое облегчение, не так ли?» Надо было отвечать честно, и я сказала: «Пока еще – нет».

Потом некоторых из нас пригласили в город на одну духовную церемонию. Как только мы приехали, со мной стали обращаться как с особой персоной. Усадили на специальное высокое кресло в первом ряду, дали персональный стакан воды.

Колоссальная разница в отношении ко мне как к личности выявила мою глубокую привязанность к славе и презрению, обладанию и потере, надежде и страху. В горах, в ретритном центре, я была ничтожеством. В городке, на учениях, я была важным, уважаемым гостем. Но это – лишь изменчивые, зыбкие определения. По сути, меня невозможно окончательно определить. В тот момент то чувство облечения, о котором спрашивал Дзигар Конгтрул, пришло ко мне само собой.