Как звери

Скажем так: мы с Мариэттой заключили сделку. Довели договор до ума в первый год и с тех пор придерживались условий. Это длится вот уже двадцать лет. Время от времени я привожу к ним животных. Мы начали с коз, которых много в этих краях: им легко пастись среди кустарников, леса и скал. А потом я стал иногда приходить с овцами, когда только-только появляется свежая травка, в мае — начале июня. Также я оставляю им телят, чтобы росли: они возвращаются совсем спокойные, после того как он о них позаботился. Взамен Мариэтта с парнем получают молоко, мясо, я помогаю им с работой по дому. Но главный пункт договора состоит в том, что, если у меня вдруг появляется больное животное, он его лечит. В краях поговаривают, будто у меня дар. Курам на смех: я совсем, ну прямо совсем не ветеринар, а вот он… Но Мариэтта запретила об этом болтать с самого начала. Еще одно условие: позволять людям думать, будто я всех лечу. Они приводят больных ко мне, оставляют на несколько дней и возвращаются за животными, только когда я дам знать. Я им говорю, что ничего не получится, если хозяин будет путаться под ногами. Поверьте, скотоводы только рады, что кто-то может помочь, когда ветеринар бессилен. Затем мы с Мариэттой делим деньги. Да, знаю, все это не очень законно, но я пришел рассказать все, ничего не скрывая, — вот и говорю.

Да, он добирается до моего дома. Через хребет. Свистит, чтобы предупредить о визите. Говорить он не умеет, а вот свистеть — да. Я тоже придумал особый свист, чтобы ему сообщить: я один, можешь приходить. Из осторожности мы завели эти ритуалы. А так я разговариваю с ним как обычно. Не знаю, с чего люди решили, будто он идиот. Это неправда. Он все понимает, как я и вы. Короче, он приходит ко мне и лечит. Любое животное. Он снимает боль и успокаивает. Иногда я просто наблюдаю за его движениями. На это довольно интересно посмотреть. Животные тут же проникаются к нему доверием. И даже больше: словно он сам корова среди коров. Нет, неточно выразился. Словно он бог коров, понимаете? Короче, это сложно объяснить. Но животные готовы на что угодно ради него — в этом я уверен. Если бы они могли говорить, сказали бы вам то же самое: можно наплести любую чепуху, мы никогда не поверим, что этот парень способен причинить зло.

Нет, я нет. Я никогда не называл его Медведем. Я всегда говорил: «Великий Молчун». Даже когда он был маленьким. Потому что уже тогда он выглядел огромным. Только собственная мать звала его малышом. А для меня он всегда был Великим Молчуном.

Да, я живу один. Всегда жил один. В таком же заброшенном месте, что и они. До моей фермы трудно добраться, там неподходящий климат: летом жаркое солнце, а зимой слишком холодно. Мало кто сможет выжить в подобных условиях. Не знаю женщины, которая мечтала бы там поселиться.

Ее? О, поверьте, я и пальцем ее не тронул! Эта женщина вызывает лишь уважение. Так было тогда, так продолжается и теперь. Я не требую ничего большего, чем просто знать, что она находится по ту сторону хребта, что я могу им помочь, когда надо, что наша система работает слаженно, что мои животные пышут здоровьем, — этого мне хватает для счастья.

Чем она занимается? Вы имеете в виду, есть ли у нее работа? Конечно же, есть. Она работает на кого-то из дома. Вы этого не знали? Все принимают ее за отсталую из-за сына, но это не так. Вполне нормальная женщина, с работой. Так как она никогда не собиралась упрятывать сына в эти заведения для психов, ей пришлось выкручиваться самой, поэтому приходится работать, чтобы выжить. Клянусь вам, Мариэтта — очень отважная женщина.

Что за работа? Она мастерит украшения. И не всякую дрянь, уж поверьте. По субботам на рынке она продает то, что сделала за неделю, и закупается новыми материалами. В офисе Сен-Марселя вам подтвердят, что у них зарегистрирован ее адрес, куда приходит почта до востребования. У нее официальная, задекларированная работа, все чин по чину, можете сами проверить.

Нет, я ничего не знал о девочке.

Клянусь, не знал.

Могу лишь подтвердить, что она не жила у них. По крайней мере, не в доме, поскольку иногда я туда заходил и никогда ее не видел. Уверяю вас, я не приметил там детей. Кроме того, позвольте мне говорить прямо: вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, будто Великий Молчун мог причинить кому-то вред. Он умеет лишь заботиться о других. Он не причиняет боль — он ее исцеляет.

Понятия не имею, откуда взялась девочка. Может, он ее нашел. Кто-нибудь ее бросил. Я не знаю. Раньше ведь детей оставляли у церковных ворот.

Ну, если ее принесли ко мне, то я об этом так и не узнал. Надо полагать, он нашел ее раньше.

С чего вдруг мне что-то скрывать?

Мог бы он помочь женщине родить? Конечно же, да. Но я не думаю, что у меня бы тут появилась девушка на сносях. Даже если я не могу вам гарантировать, потому что не был с ними каждую минуту. В одном я уверен абсолютно: если бы однажды ему пришлось принять роды у женщины, это выглядело бы прекрасно.