«Какаду»

Тем сильнее переживаемый им шок, когда он получает повестку с предписанием о немедленной мобилизации и отправке на фронт. Весь его привычный жизненный уклад, честолюбивые планы на будущее рушатся в один момент. Впервые, кажется, Хольт теряет свой апломб. Жизнь заставляет его другими глазами взглянуть на окружающее, даже на свои отношения с женой. Все предстает перед ним в ином свете. Он всегда считал, что молодая, красивая Гертруда, благосклонности которой он добился благодаря богатству и положению, что она — своего рода его собственность в доме, где все, вплоть до ее духов и туфель, куплено им самим на его деньги. Теперь же Хольт начинает понимать, как обманывался он и как, в сущности, мало знал свою жену. Под маской внешней покорности Гертруде удалось сохранить независимость, свой внутренний мир, который, впрочем, никогда не интересовал Хольта. И вот теперь, в решающий момент, убитый всем происшедшим, Хольт ищет утешения и поддержки у жены, оказавшейся по духу сильнее его.

«Нехарактерные» для Клыся «Кладбищенские гости» в более широком литературном контексте оказываются, однако, в общем русле творческих поисков послевоенной польской литературы. Многие писатели в 50–70-х годах не раз пытались воспроизвести образ немца «эпохи печей», как называл период фашистского «нового порядка» один из польских литераторов, имея в виду печи Освенцима.

Писатели, пережившие дни гитлеровского нашествия, стремились постичь феномен фашизма, его природу, уяснить себе, на каких дрожжах он возрос, какие социальные силы взлелеяли его. Вспомним хотя бы, как настойчиво шел к осмыслению этой проблемы Леон Кручковский. Наиболее полно эту задачу писатель реализовал в пьесе «Немцы» («Семья Зонненбрук»), в которой он с безошибочной точностью обозначил истоки и первопричины немецкого конформизма в годы существования гитлеровского рейха.

Известны слова Л. Кручковского, сказанные им в связи с этой пьесой:

«Одной из проблем, глубоко волновавших меня в годы последней войны, оккупации и моего пребывания в гитлеровском плену, была проблема так называемого „порядочного немца“, именно такого, какого я не один год видел обрабатывающим поле недалеко от колючей проволоки моего лагеря. Такого немца, который не убивал и не истязал, не грабил и не жег и вообще всю войну не покидал границ своей страны. То есть проблема огромного большинства немецкого общества, которое, однако, и это чувствовали мы все, несло ответственность за гитлеризм, за войну, за оккупацию, за Освенцим, за разрушение Варшавы».

Надо полагать, думы, занимавшие Л. Кручковского в пору написания «Немцев», во многом были сродни и Р. Клысю, автору «Кладбищенских гостей».

Естественно, Р. Клыся занимал несколько иной аспект проблемы. Самонадеянному и недалекому Вильяму Хольту далеко было до Зонненбрука — одного из «интеллектуальных светил» рейха. Да и немецкий майор, попутчик Хмурого, как индивидуальность, как характер гораздо глубже, значительнее Вильяма Хольта. В данном случае перед нами самый заурядный персонаж. Своего рода «типичный немец» военной поры. Писатель пытается проследить, как в нем, привыкшем бездумно повторять все бредни нацистской пропаганды, мыслить готовыми стереотипами, крепко вбитыми в головы обитателей Третьего рейха, начинается медленный процесс постепенного пробуждения каких-то естественных человеческих качеств после того, как его вышибли из привычного уклада, бросили в окопы.

Прежняя система взглядов оказывается непригодной в новых условиях. Попав на итальянский фронт, Хольт понимает всю бессмысленность продолжения этой проигранной войны, но сдаться в плен американцам не решается. Привычка подчиняться сидит в нем крепко. К такому шагу его вынуждает чуть ли не силой друг его юности Раубеншток, который сам при переходе линии фронта погибает.

Сдавшись американцам, Хольт, однако, никак не может найти с ними общий язык в буквальном и переносном смысле. Возникает парадоксальная ситуация, не поняв которую Хольт невольно обрекает себя на гибель. По иронии судьбы его пленили два американских солдата-мародера, отправившихся на поле боя за трофеями. Хольт только мешает им, сковывает их «инициативу», как и второй пленник — раненый немецкий солдат-антифашист. Мародеры сначала убивают антифашиста («красных» у нас и в Штатах достаточно, поясняет Хольту это убийство один из солдат), потом приканчивают и его самого, как лишнего свидетеля.