— Нет. Но придет с клеткой
— Все в порядке.
Я встал и подал ему руку, он пожал ее с улыбкой, по лицу его видно было, что он почувствовал облегчение.
— Боже мой! Какая у вас горячая рука!
— Я простудился. Плохо себя чувствую.
— У вас, наверно, жар.
— Да.
— Я дам вам аспирину.
— Спасибо. Буду очень обязан.
— Пойдемте отсюда. Вы подождете Монтера в соседней комнате. Там никого нет. Можете запереться, так будет безопаснее.
— Хорошо.
— Я жду вас уже три часа. Монтер спрашивал о вас по телефону. А я не знал, что ответить.
— Поезд сильно опоздал.
— Так я и подумал.
Мы прошли через зал, потом по длинному, примыкающему к кухне коридору. Грегори вытащил из кармана ключ, открыл дверь и впустил меня в небольшую, довольно мрачную комнату с окрашенными масляной краской в грязно-розовый цвет стенами, с несколькими столиками и с очень узким, выходящим на Вокзальную площадь окном, которое было зарешечено и к тому же прикрыто занавеской.
— Вы сегодня, наверно, ничего не ели?
— Не ел.
— У нас хороший свекольник и колбаса с капустой. Деревенская, домашняя колбаса.
— Мне ужасно хочется пить. Принесите две большие кружки теплого пива.
— С сахаром?
— У вас есть сахар?
— Для вас найдется.
— Отлично. И, пожалуйста, аспирину.
— Вы непременно должны что-нибудь съесть.
— У меня совсем нет аппетита.
— Все равно надо поесть.
— Ладно, пусть будет колбаса, уж очень вы ее хвалите.
— Сейчас подам, только зажгу свет.
— Нет, этого делать не надо.
— Предпочитаете сидеть в темноте?
— Да.
— Как угодно.
Я остался один. Комната была хорошо натоплена, я переложил пистолет во внутренний карман пиджака, потом снял пальто, бросил его на стоящий поблизости стул и лишь тут, сев за столик, вытащил пачку «гвоздиков» и закурил — огонек на мгновение осветил комнату, и я увидел, что сижу напротив огромного зеркала в тяжелой позолоченной раме.
Вскоре появился Грегори с подносом. Он молча поставил передо мной тарелку с двойной порцией колбасы, в двух больших кружках дымилось горячее пиво, рядом лежали хлеб, аспирин и ключ от двери.
— На всякий случай советую запереться. Так будет лучше.
— Спасибо. Конечно.
Я проводил его до порога, он еще раз улыбнулся, кивнул мне и направился к кухне, а я вставил в замок ключ и только тогда заметил, что дверь, которая через мгновение должна была отгородить меня от мира, обита цельным куском толстого железа; повернув ключ, я подумал, что в таком бункере можно долго обороняться, револьверная пуля не пробьет покрывающего эту дверь панциря, высадить ее тоже немыслимо, так как, помимо всего, она укреплена двумя толстыми болтами из кованого железа.
Вернувшись к столику, я выпил залпом кружку пива и принялся за еду. Колбаса, наверно, и в самом деле была отменной, но мне с трудом удалось проглотить несколько кусочков, да и те сразу же вызвали тошноту; обильно приправленный шкварками картофель тоже внушал отвращение, тогда я взялся за капусту и в конце концов ограничился ею. Покончив с едой, я отодвинул тарелку как можно дальше, от запаха колбасы и сала с поджаренным луком меня чуть не рвало, я схватил вторую кружку пива и запил им две таблетки аспирина.
Как же медленно шло время, как ужасно медленно оно еще будет тянуться до встречи с Монтером и до той минуты, когда наконец я окажусь с грузом на вокзале и все пойдет своим чередом! Я понимал, однако, что каждая минута этого утомительного ожидания, так же как каждый наступающий день, как любой день, приближает меня к окончательной развязке, а сознавать это становилось тем более мучительно, что с каждым днем все сильнее наваливалось чувство одиночества. Это чувство не покидало меня даже тогда, когда я был среди людей. У меня был совсем другой жизненный опыт, чем у них, другое отношение к миру, в котором мне до сих пор удавалось уцелеть, — таким оно было только у моих мертвых, уже погибших товарищей.