«Какаду»

Они молча вошли вслед за мной, хозяин «Какаду» сразу же занялся окном, тщательно зашторил его и только после этого зажег свет.

— Чего ты бесишься? — спокойно спросил Монтер.

Я прикусил губу, но все еще не мог овладеть собой, меня душила ярость, и в эту минуту я смотрел на Монтера почти с ненавистью; его чуть хрипловатый гортанный голос и мягкое неправильное произношение раздражали меня, а удивленные взгляды его товарищей, которые, казалось, были обижены моим поведением, окончательно вывели меня из равновесия.

— Послушай, Монтер! — сердито начал я. — Конечно, может, все твои люди круглые идиоты. Но если среди них есть хотя бы парочка нормальных, почему тогда ты прислал мне именно этих? А?

Монтер нахмурил брови, молча пододвинул стул и сел за стол.

— Чего ты бесишься? — повторил он.

— Какого черта ты прислал двух кретинов?

Он с удивлением посмотрел на меня.

— Черт побери, скажи толком, что случилось?

— Нет, это не работа!

— Ладно, ладно! Но скажи наконец, в чем дело, дружище?

— Спроси у него! — бросил я, указывая на хозяина «Какаду». — Он тебе все объяснит.

— Это я виноват! — торопливо признался хозяин. Я не знал, что у вас есть условный сигнал.

— Они так ломились в дверь, что, наверно, было слышно в ближайшем полицейском участке. Я только — удивляюсь, как это мы все не попали в дьявольскую переделку…

Монтер задумчиво кивнул головой.

— Я велел им ждать меня здесь, в коридоре, — пояснил он усталым голосом. — Они не имели права ни стучать в дверь, ни с кем-нибудь заговаривать, ни предпринимать что-либо без моего ведома…

— Это моя вина! — снова вмешался хозяин «Какаду». — Я не знал, что у вас есть условный сигнал…

Монтер сдвинул шляпу на затылок, удобно расположился на стуле, бросил мрачный взгляд на своих парней и промолвил с плохо скрываемой злостью:

— Да, Хмурый, ты прав. Я поручил это дело круглым идиотам, которые не смогли даже запомнить того, что им было сказано, хотя именно в этом и заключалась их прямая обязанность…

— Хватит об этом, — неожиданно отозвался один из них, в котором я узнал субъекта в кожаном пальто, вертевшегося под окном, и которого все время принимал за шпика.

— Заткнись, Ворон, — рявкнул Монтер. — Это касается также и тебя. Comprenez-vous?[9]

— Понимаю, — ответил Ворон. — Каждый раз в жизни случается какая-нибудь дурацкая история. Сегодня, видно, наш день, потому так и вышло.

— Не накликал бы ты беду, Ворон, — уже спокойно сказал Монтер. — Если так будет продолжаться, можешь уже сейчас прочесть заупокойную.

— Ладно, — засмеялся Ворон, — прочту литанию и дьяволу, и господу богу. На всякий случай. Еще не известно, кому мы больше нравимся.

— Молись, Ворон, — согласился Монтер.

Он внимательно посмотрел на обрюзгшее, красное лицо хозяина «Какаду», и мне показалось, что за весь этот инцидент он больше всего сердит именно на него, хотя хозяин тут вовсе ни при чем, а потом уже произнес неторопливо, с присущим ему акцентом:

— Послушай, Ваня! Мы ужасно голодны. С самого утра у нас ничего не было во рту. Принеси что-нибудь поесть и четвертинку водки.

— Может быть, жареной колбасы?

— Voilà![10] И четвертинку.

— Будет исполнено!

Хозяин «Какаду» тщательно обмахнул салфеткой скатерть, высыпал на поднос из пепельницы окурки и только после этого ушел на кухню. Люди Монтера уселись вокруг стола, не снимая ни шляп, ни мокрой от таявшего снега верхней одежды, от которой в хорошо нагретом помещении вскоре сильно запахло чем-то кислым; я стоял в стороне, все еще злясь на этих парней, а они ведь пришли сюда только затем, чтобы в случае чего прикрыть меня от атаки полиции, готовые, как и я, драться насмерть. В тот день они были заслоном, перед ними стояла нелегкая задача, тяжелая обязанность, и в начале пути им угрожала большая опасность, чем мне, — они это сознавали, но готовы были на риск ради общего дела, презирая смерть, как многие молодые парни, не успевшие еще узнать настоящую цену жизни. И все же сейчас они были для меня чужими, я смотрел на этих ребят и не чувствовал к ним никакой симпатии, а если их судьба в какой-то мере меня и интересовала, то лишь настолько, насколько необходимой будет их помощь в той задаче, которую мне предстоит решить. Я понимал, что, возможно, мы никогда больше в жизни не встретимся, и это сразу же освобождало меня от общепринятых любезностей, которых я терпеть не мог и с которыми редко считался даже в общении с теми людьми, с кем стремился сохранить дружеские отношения. Монтер долго молчал, глубоко задумавшись, а потом вытащил из кармана пачку немецких сигарет, бросил ее на стол и — неожиданно для всех — разразился громким непринужденным смехом.

— Что это тебя так развеселило? — спросил я колко.

— Ох, негодяи! — сказал он, ласково глядя на своих парней. — Просто закоренелые тупицы! Представляю, как ты себя чувствовал в этой зарешеченной дыре, когда они ломились в дверь.

— Я все время был уверен, что это полиция…

— Oui[11]. Так я и подумал.