«Какаду»

Еще немного — и я вернулся бы обратно, хотя был уже близок к цели; дальнейший путь с каждой минутой становился все труднее и труднее, усилие, которое мне пришлось сделать, чтобы преодолеть последний отрезок пути, было поистине нечеловеческим. Я добрался до места, где снег на подножке превратился в груду льда, и всякий раз, когда я ставил на нее ногу, она соскальзывала вниз, к мчавшейся в противоположную сторону земле, руки мои неимоверно устали, а ладони окоченели до такой степени, что временами я их совершенно не чувствовал; я был близок к полному отчаянию, двигаться вперед заставляла меня только мысль о том, что, бросив груз без присмотра, я легко могу лишиться его совсем. Ничего не оставалось, как снова и снова ставить ногу на злополучную подножку; я то чертыхался, то стонал от огромного напряжения, но в конце концов все же удалось преодолеть и это препятствие — всю длину покрытой льдом ступеньки я прополз на коленях, судорожно вцепившись руками в поручни. Наконец я достиг цели, открыл дверь и буквально вполз в тамбур вагона; от усталости дрожали колени, и я вынужден был опереться спиной о стену, иначе, казалось, я упаду.

Я вынул пачку сигарет, закурил, переложил пистолет из пиджака во внутренний карман пальто и долго еще стоял в тамбуре, лихорадочно растирая окоченевшие руки. А когда наконец пальцы согрелись, снял с правой руки перчатку и, зажав в ладони пистолет, осторожно вошел в купе. Чемодан лежал там, где я его положил. Успокоившись, я взглянул на майора, который сидел возле окна на мягком, обитом зеленой кожей диване, и в синеватом свете затемненной лампочки увидел его красивое лицо и внимательно наблюдавшие за мной глаза.

— Ну, до сих пор все шло как нельзя лучше, — неожиданно произнес майор на чистейшем польском языке. — Но боюсь, что удача может в конце концов вам изменить. Вы не допускаете этого?

Я не сразу нашелся что ответить, слишком уж все было неожиданно, меня поразила уверенность, с какой этот человек обратился ко мне, — видно, он был убежден, что я поляк; я стоял, не двигаясь с места, пристально всматриваясь в офицера, который, так же как и я, держал руку в кармане, и вдруг мне показалось, что сквозь сукно шинели я отчетливо различаю очертания направленного на меня пистолета; я понимал, что в любой момент он может выстрелить, и поэтому ждал, ни на секунду не отрывая глаз от его лица с поблескивающими глазами; в напряженной тишине отчетливо слышался все нарастающий шум нашего прерывистого дыхания, но, так как я все еще молчал, первым заговорил майор:

— Прошу вас, садитесь. И пожалуйста, только без глупостей, — сказал он с оттенком вежливой иронии в голосе. — Это может плохо для вас кончиться. Не думайте, что меня можно захватить врасплох.

Не поворачивая головы, я медленно притворил за собою дверь и спросил с плохо разыгранным удивлением:

— Gestatten Sie mir die Frage nach…[16]

— О, давайте прекратим эту комедию, — прервал меня майор на середине фразы. — Я знаю, кто вы. Должен сказать вам, что мне пришлось довольно долго ждать вашего возвращения. В какой-то момент я даже подумал, что вы уже не придете, но, оказывается, ошибся…

Я все еще стоял у двери со странным чувством замешательства и растерянности, лихорадочно искал выход из положения, в котором очутился, но ни одно из приходивших в голову решений не казалось достаточно надежным; надо просто тянуть время, думал я, ведь у меня нет даже возможности вытащить из кармана пистолет, этот человек ни на мгновение не спускает с меня глаз — одно неосторожное движение, и он выстрелит первым; мне придется быть все время начеку, не то он непременно продырявит меня на какую-то долю секунды раньше, чем я успею выстрелить в него, его позиция намного лучше моей, к тому же затевать здесь стрельбу — полная нелепость, тем более что в других купе наверняка тоже сидят военные и выстрел сразу поднимет их на ноги.

— Сядьте наконец. И выньте руки из карманов.

Я промолчал, потом после недолгого раздумья не спеша сказал:

— Да. Оставим эту комедию. Вы правы, хотя во всем этом деле есть одно «но». Мы оба положим руки на стол, или эта встреча в самом деле плохо кончится, но для нас обоих…

Майор хрипло рассмеялся и после недолгого колебания вытащил из карманов обе руки.

— Послушайте! То, что вы делаете, не имеет смысла. Так или иначе, в конце концов вы все равно попадетесь.

— Все может быть. Я вовсе не исключаю такой возможности.

Я вытащил пистолет и закрыл дверь купе на защелку.

— Не будете же вы стрелять в меня? Слишком много шума. А самое позднее через пятнадцать минут поезд прибудет на станцию, и здесь наверняка появятся люди, дальнейшее путешествие с которыми для вас будет невозможным, — сказал майор.

— В это купе уже никто больше не войдет.

— Признаться, я не очень хорошо вас понимаю.

— Но это же так просто.

— Что?

— Вы позаботитесь о том, чтобы сюда никто не вошел.

— Послушайте, не слишком ли много вы от меня хотите?

— Не думаю. В моем положении, пожалуй, любое требование достаточно обоснованно. Верно?

— Но я ведь никому не могу силой помешать войти сюда!