«Какаду»

Чемодан с грузом покоился на полке в купе майора вермахта, а я ехал в неосвещенном, чудовищно набитом людьми вагоне третьего класса, где почти невозможно было дышать от спертого воздуха, но зато давно не испытывал такого облегчения, такого чувства полной безопасности. Я был всего лишь обыкновенным путником без вещей, новую эту роль я принял с радостью, нервы успокоились, и впереди у меня было достаточно времени, чтобы не спеша закурить и обдумать план дальнейших действий. Наконец, после долгого раздумья я пришел к выводу, что правильнее всего будет на ближайшей же остановке пойти за чемоданом и снова вернуться сюда, не следовало оставлять груз в немецком вагоне; хотя это было наиболее подходящее и надежное для него место, но мое отсутствие могло в конечном счете вызвать беспокойство и вполне обоснованные подозрения у едущего в одиночестве офицера — нет, мне нельзя было так рисковать.

Поезд уже с час был в пути, когда я наконец решился осуществить свой план. До ближайшей остановки было еще около получаса езды, в моем распоряжении оставалось не так уж много времени; я осторожно открыл дверь вопреки предупреждениям и уговорам спутников, вышел из купе и стал медленно пробираться по обледеневшим подножкам в сторону вагона первого класса. Другой возможности у меня не было, поезд состоял из очень старых вагонов, внутренних переходов не существовало, зато вдоль всех вагонов шли подножки, и по ним можно было пройти весь состав в любом направлении; я знал об этом, и в другое время года такая вылазка не представляла бы для меня особого труда, но сейчас стоял мороз, резкий северный ветер буквально сбивал с ног, вдобавок ко всему поднялась настоящая вьюга, поэтому не успел я добраться до конца вагона, как уже начал жалеть о предпринятой попытке — риск был слишком велик, — тем не менее я должен был любой ценой забрать груз из-под опеки майора и еще до остановки поезда на ближайшей станции вернуться с чемоданом в купе, в котором ехал до сих пор. Я думал об этом и еще о множестве других дел, а ледяной ветер хлестал меня по лицу крупинками слипшегося снега с такой силой, что я вынужден был закрыть глаза и спрятать лицо в воротник пальто; так я довольно долго ехал, не двигаясь с места и уцепившись за железные поручни двери, а когда ветер немного стих и с крыши вагона перестал сыпать снег, снова осторожно двинулся вперед, тщательно ощупывая ногой каждую обледеневшую и скользкую подножку, по которой должен был перебираться к очередному вагону. Любое неосторожное движение могло привести к гибели, я пробрался всего лишь вдоль двух вагонов, когда сверху на меня свалилась такая куча снега, что мне пришлось вторично остановиться, снег совсем засыпал мне глаза, а поезд, стуча колесами, мчался вперед, словно обезумев. Когда же, наконец, я смог что-то разглядеть, то увидел, что мы проезжаем по совершенно безлюдной местности, среди белых гор и карликовых деревьев, бесшумно уплывавших назад; и мне вдруг почудилось, что все это уже когда-то со мной было, что однажды суровой вьюжной ночью я уже ехал так на ступеньках вагона, но самым странным было то, что мною вдруг овладела мысль, что все, что я делаю, — ужасная бессмыслица, и сам я показался себе никчемным, слабым и беспомощным, ведь я мог погибнуть из-за одного неосторожного шага; и тут, когда я подумал об этом, меня охватил такой панический страх, что долгое время я был не в состоянии сдвинуться с места, но в конце концов все же превозмог себя и снова медленно двинулся вперед.

Еще немного — и я вернулся бы обратно, хотя был уже близок к цели; дальнейший путь с каждой минутой становился все труднее и труднее, усилие, которое мне пришлось сделать, чтобы преодолеть последний отрезок пути, было поистине нечеловеческим, Я добрался до места, где снег на подножке превратился в груду льда, и всякий раз, когда я ставил на нее ногу, нога соскальзывала вниз, к мчавшейся в противоположную сторону земле, руки мои неимоверно устали, а ладони окоченели до такой степени, что временами я их совершенно не чувствовал; я был близок к полному отчаянию, двигаться вперед заставляла меня лишь мысль о том, что, бросив багаж без присмотра, я легко могу потерять его совсем. Ничего не оставалось, как снова и снова ставить ногу на злополучную подножку; я то чертыхался, то стонал от огромного напряжения, но в конце концов мне все же удалось преодолеть и это препятствие — всю длину покрытой льдом ступеньки я прополз на коленях, судорожно вцепившись руками в поручни. Наконец я достиг цели, открыл дверь и буквально вполз в тамбур вагона; от усталости у меня дрожали колени, и я вынужден был опереться спиной о стену, мне казалось, что иначе я упаду.