Меня взволновало неожиданное решение майора, его согласие помочь захватило меня врасплох, впрочем, я сразу же догадался, что не страх смерти руководил им, когда он давал свое согласие. В ходе короткого обмена суждениями я составил вполне определенное мнение о том, что передо мною игрок высокого класса, игрок, который поражал своим ничем не нарушаемым спокойствием, исключительным самообладанием и вместе с тем полной непринужденностью. Тут меня вдруг осенило: настоящая игра только начинается, ибо ни он, ни я не могли удовлетвориться тем двусмысленным положением, в котором мы все еще находились; по крайней мере я вовсе не собирался позволить ему лишить меня всего того, чего мне удалось добиться с таким риском, при столь запутанном стечении обстоятельств, отнюдь не благоприятных для меня с самого начала пути.
Я понимал всю трудность своего положения и полностью сознавал, какие последствия могла повлечь за собою эта игра, инициатором которой был я сам, хоть и не собирался, разумеется, доводить ее до конца, но вот возникли новые осложнения, не дающие мне возможности выключиться из нее даже при помощи крайних средств: я оказался разоблаченным, моя профессия была раскрыта, и это меня унижало, хотя вместе с тем я отлично понимал, что другого выхода у меня не было и что, если бы я не сел в это купе, ни мне, ни Монтеру и его парням не удалось бы уклониться от столкновения с жандармами, результаты которого могли оказаться для нас роковыми. И, подумав обо всем этом всерьез, я почувствовал своего рода облегчение — хорошо еще, что все сложилось именно так, а не иначе. Я еще раз мог проверить себя перед лицом событий, развития которых не мог предвидеть, я опасался попасть в ловушку, но в данном положении мне не оставалось ничего другого, как согласиться на эту странную игру, полушутливый, полуиронический характер которой меня все больше заинтриговывал, и я решил отказаться от первоначального намерения покинуть купе, справедливо рассудив, что лучше держать противника под непрерывным контролем и хотя бы на некоторое время лишить его возможности предпринять против меня какие-нибудь враждебные действия.
— Кроме вас кто-нибудь знает о существовании этого груза?
Офицер поднял веки, посмотрел на меня серьезно и спокойно ответил:
— Нет. Я никому ничего не говорил.
— Почему?
— Вас это удивляет, верно? — спросил он с усмешкой. — Так вот, я не сделал этого, потому что мне было интересно проверить, как долго можно играть с огнем. Однако вы вернулись, и даже раньше, чем я предполагал. Независимо от того, как бы я себя ни вел в данном случае, так или иначе, вы все равно в конце концов попадетесь. Поэтому я решил сделать вид, что ни о чем не знаю, и ждать, что будет дальше. Согласитесь, что все это может оказаться весьма забавным.
— Да. Можно и так, хотя вы выбрали довольно опасный вид развлечения…
— Конечно. Я люблю такого рода развлечения…
— Понимаю. Но все равно вы поступили очень рискованно.
— Время покажет, кто из нас в большей опасности.
— Да.
— Не теряю надежды, что это приключение принесет мне известное удовлетворение.
— Это зависит от того, на что вы надеетесь и чего ждете от меня. Могу, однако, уже сейчас вас заверить, что даже если вы не будете достаточно разумны, я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы за время путешествия успели полностью насладиться моим обществом, хотя у вас, наверно, нет такого желания.
— Я сказал, что помогу вам.
— На это я и рассчитываю.
— Не исключено, однако, что возникнут обстоятельства, при которых даже моя помощь не окажется действенной.
— Я не стану требовать от вас ничего невозможного.
— Отлично.
Поезд замедлил бег, мы оба знали, что приближаемся к станции, я отошел от двери и стал у окна, прикрытого темной занавеской, потом чуть-чуть приоткрыл се и, не выпуская из рук пистолета, выглянул.
Мы приближались к Енджееву; сперва я увидел костел и старый монастырь на окраине городка, а потом первые дома, казавшиеся угрюмыми и темными в снежной дымке. Поезд резко затормозил, и наш вагон остановился возле здания вокзала; пассажиров было немного, на открытой платформе я заметил нескольких полицейских, но они не двигались, и совсем непохоже было, чтобы поезд задержался здесь дольше обычного. К нашему вагону никто не подходил, на перроне маячили уже только одни полицейские, слышались голоса пассажиров и призывы железнодорожников, потом раздался треск захлопнувшихся дверей и гудок паровоза. Я с облегчением вздохнул и посмотрел на майора.
— Едем! Если так пойдет и дальше, боюсь, что у вас будет не слишком много оказий позабавиться на мой счет.
— Мы всего лишь на половине пути.
— Да, это верно.
— Так что может случиться еще много интересного.
— Не знаю, чего вы ждете от этого путешествия. Но думаю, что минувшие годы, война, которую вы сами развязали, уже доставила вам немало сильных впечатлений…
Майор пожал плечами и внимательно посмотрел на меня.