Был ресторанный стол на шесть персонНакрыт небрежно. Отмечали что-то.Случайный гость за полчаса до счетаБыл в качестве седьмого приглашен.Она смотрела на него с Востока,Из глубины веков, почти жестоко,Недоуменно:«Почему мой муж,Прославленный джигит, избранник муз,Такое непомерное вниманьеОказывает этому вралю,Который в ресторане о КоранеБолтает, – мол, поэзию люблю?!»Во всеоружье, при законном муже,Полна недоуменья:«Что за вид у странного пришельца!Почему жеПрекрасный муж к нему благоволит?Затем ли бился Магомет в падучей,Чтобы теперь какой-нибудь нахалСвятые Суры на удобный случай,Для красного словца приберегал?И стоит ли судить такого строго,Когда не верит это существо,В тот факт, что нету Бога, кроме Бога,И только Магомет – пророк его».Потом она приподнялась и встала.Пустынно стало. Обезлюдел зал.А странный гость осталсяИ усталоЕще коньяк и кофе заказал.«Органных стволов разнолесье…»
Органных стволов разнолесьеНа лейпцигской мессе,Над горсткой пречистого прахаПречистого Баха.И ржавчина листьев последних,Растоптанных, падших…О чем ты, старик проповедник,Бубнишь, как докладчик?Что душу печалишь,Зачем тараторишь уныло, —У Лютера дочка вчера лишьРесницы смежила…Стирание гранейМеж кирхой и залом собраний.Мы все лютеране.«Подкова счастья! Что же ты, подкова!..»
Подкова счастья! Что же ты, подкова!Я разогнул тебя из удальстваИ вот теперь согнуть не в силах снова —Вернуть на счастье жалкие права.Как возвратить лицо твое степное,Угрюмых глаз неистовый разлет,И губы, пересохшие от зноя,И все, что жизнь обратно не вернет?Так я твержу девчонке непутевой,Которой все на свете трын-трава, —А сам стою с разогнутой подковойИ слушаю, как падают слова.«Твои глаза и губы пожалею…»
Твои глаза и губы пожалею,—Разорванную карточку возьму,Сначала утюгом ее разглажу,Потом сложу и аккуратно склею,Приближу к свету и пересниму,И возвращу товарищу пропажу.Чтоб красовалась на краю стола,Неотличимо от оригинала.По сути дела, ты права была,Что две пропащих жизни доконала.«Крытый верх у полуторки этой…»