Какая она, победа?

где учиться. Подождите. И перестаньте плакать. Алло, общежитие? Шинко

говорит, здравствуйте. Что у нас там с местами? Понимаю. У меня просьба,

94

сейчас к вам подойдет девушка, примите, пожалуйста. Дакает, надо принять,

вы меня понимаете?

. .Шинко попал в Среднюю Азию случайно, после демобилизации из

армии. Ехал с фронта в Барнаул, домой, а попал вон куда, в Киргизию.

Попутчик один, с Иссык-Куля, из Тамги, красноречивый оказался. Да и

слушатель, кстати, никогда проблемой некоммуникабельности не страдал.

—Лижишь пид яблоней, а яблоко тилька блысть и в рот, — смачно

рассказывал тамгинец.

Такого сибиряку испытывать еще не приходилось. Решил отведать. И

хотя Рыбачье, где Шинко устроился шофером, никак на вышеописанные

райские кущи не походило, Киргизия не разочаровала, а с каждым рейсом, с

каждой петлей горных дорог привязывала к себе все крепче, пока не

привязала совсем. Поколесить пришлось вдоволь и по Прииссыккулью и по

Тянь-Шаню — всюду, где только на четырех скатах проехать можно было;

друзья чуть ли не в каждом аиле появились, как без друзей? Когда же

началось строительство Орто-Токойского водохранилища на реке Чу, ушел

туда, благо, переезжать не надо было — двадцать километров от Рыбачьего!

Тут с дальними рейсами пришлось распрощаться. Из карьера на

плотину, с плотины на карьер. Вроде чего интересного, а школу прошел

серьезную. И в шоферском котле до кости проварился, и со строительной

азбукой познакомился, верхний бьеф с нижним не спутает. Сначала на

самосвале крутился, потом начальником эксплуатации поставили. А там

пошло. Начальником Токмакской автобазы работал, Джалал-Абадской.

Управляющим Ошским автотрестом. Заместителем директора Ошского

насосного завода. . Со временем спохватился, конечно, об учебе подумывать

стал. Ладно, получается у него это дело, характер такой оказался — с людьми

работать... Но ведь мало всего этого! Кто он, по сути дела?

Начал учиться в автодорожном техникуме. С боями дошел до четвертого

курса. Конечно, о Токтогульской ГЭС он слышал, читал, но как-то не

связывал ее со своей судьбой, что ему там делать, он ведь не строитель! Он

95

так и в горкоме сказал, куда был вызван в связи с мобилизацией трехсот

коммунистов-ошан на ударную стройку.

— Ничего, найдется что делать, — сказали в горкоме, — да и потом,

почему это ты не строитель? А Орто-Токой?

Там, в Оше, он мог позволить себе такую роскошь — заочный техникум.

Здесь, в Кара-Куле, ему не понадобилось много времени для того, чтобы

прийти к выводу и смириться с этим выводом, что техникум ему не окон-

чить, диплома не видать, что в соответствующей графе анкеты так и

останется у него этот прочерк, столь досадный, даже конфузный по

нынешним временам. Но ни досады, ни тем более конфуза по случаю

отсутствия хоть какого-нибудь диплома он не испытывал, интерес к этой

личной проблеме был утрачен начисто. И как бы далеко вперед он ни

заглядывал, жизнь его без остатка укладывалась в русле

Нарынгидроэнергостроя, и ни о каких других вариантах или запасных

решениях ни для себя, ни для детей своих он уже не думал.

Он не хотел бы обидеть этим признаньем ту работу, которой жил

прежде, тех людей, с которыми ее делил. Он и там не спал на ходу, не

задыхался в безвоздушном пространстве, не плакался друзьям в жилетку

насчет того, что с радостью ушел бы куда глаза глядят, лишь бы начать все

сначала, лишь бы не видеть того, другого, третьего, нет. И все же вздыхает

теперь, на мгновение представив, что тогда, в горкоме, могли и прислушаться

к его самоотводу, могли оставить в Оше. И тогда в его жизни не было бы

Кара-Куля, створа, того исключительного обстоятельства, которое крылось в

самом слове «всесоюзная» и мимо которого он чуть было не прошел.

Никогда особенно не приходилось размышлять над тем, что могут

означать эти примелькавшиеся слова, что они в себе таят. Да они и не таили

ничуть, все сказано предельно открыто, ясней некуда — всесоюзная стройка!

Всесоюзная! Значит, люди со всей страны, и каждый, что бы сюда его ни

привело, привез в Кара-Куль не только семью и чемоданы, трудовую книжку

или до отказа набитый всяческими бумагами портфель, но и частицу тех

96

строек и городов, где работал прежде, их дух, традиции, уменье и талант

делать дело. Какой спектр уровней, стилей руководства и людских

взаимоотношений, какая немыслимая пестрота житейских ситуаций и судеб!

Все это бродит, спекается, из всех этих струй и напластований,

составляющих и градиентов, легирующих добавок и флюсов, катализаторов и

заполнителей, учкурганских, ошских, фрунзенских, московских, волжских,

сибирских и днепропетровских отливается, отстаивается новый сплав —

каракульский, и сознавать свою причастность к этому таинству творения че-