Какая она, победа?

Володя Кочетов встречался с ним на пике Коммунизма; участвовал Артюхин

и в экспедиции 1968 года. Он был среди встречающих во время выброски

парашютистов на полку 6100, был со спасателями, вышедшими на помощь

235

группе Божукова в район ледника Большая Саук-Дара. Словом,

встретившись на улице, они могли при случае и узнать друг друга, и

поговорить об общих знакомых, о новом ежегоднике, о том, кто, куда, когда

собирается, но, если уж иметь в виду Победу, такая группа более подходила

не для восхождения, а, скажем, для популярных ныне экспериментов по

изучению человеческой несовместимости. Не было схоженности. Были лишь

индивидуальности и завидная, непоколебимая уверенность Галкина в том,

что у него все получится, что при желании и энергии можно добиться всего,

даже невозможного. Потому, видимо, он и откликнулся на просьбу

Артюхина; ему нравились люди, обращавшиеся с такими просьбами.

Артюхину 57 лет. Для иных его сверстников кажется бедствием даже

временная неисправность лифта, а Семен Игнатьевич бегает кроссы на приз

газеты «Правда», на приз Юрия Гагарина, он мечтает подняться на Победу и

не желает смириться с мыслью, что время для таких восхождений для него

прошло. Но в его возрасте на Победу и в самом деле никто не ходил, и вряд

ли нашелся бы хоть один начальник экспедиции, капитан какой-нибудь

спортивной группы, который взял бы на себя такой риск — включить в

группу идущих на Главную вершину пятидесятисемилетнего человека... На

подобное мог решиться пожалуй что Галкин, и Галкин действительно

пригласил Артюхина под «буревестниковские» знамена, стоило лишь Семену

Игнатьевичу заикнуться о своей мечте.

Кадровый военный, подполковник в отставке, один из старейших

мастеров спорта, Артюхин ходил в горы с армейскими альпинистами и

потому в экспедиции «Буревестника» с ее студенческим, «мэнээсовским»

духом чувствовал себя не очень уверенно. Конечно, здесь тоже была

дисциплина, но она ничуть не напоминала армейскую, а звания, должности и

даже возраст не избавляли от дежурств по кухне, от шуток и розыгрышей, от

упрямых, задиристых оппонентов, которых в споре могло убедить только

дело.

— Ладно, — разряжал обстановку Галкин, когда заходила речь об

236

Артюхине, — я на вас посмотрю, когда вам стукнет столько же, соберетесь

вы тогда на Победу?

На 5300 шли в свитерах. Сыпалась крупка, солнце едва угадывалось,

однако холода не ощущалось — самая «ходовая» погода. Обилие трещин

вынуждало маркировать путь, но это не замедляло движения. Подошли к пе-

щере «камчадалов», нашли свой ящик. Пещера оказалась роскошной, из двух

«комнат», в такой только отсиживаться, никакой буран не проймет!

На следующий день поднялись на 5800, оставили заброску, вернулись на

5300 для отдыха. Через день вновь пошли на 5800. След замело, а когда

добрались до заброски, погода испортилась. Снег плывет, он по грудь, все

зыбко, ненадежно, очень нехорошая снежная обстановка, того и гляди. .

Впереди работает тройка Балинский — Стрельцов — Маликов. Локтями,

коленями они приминают, утрамбовывают снег, но эти создаваемые с трудом

опоры почти не держат. Осторожность. Осторожность. Осторожность. Так

выбрались на 6000. Галкин, Шиндяйкин и Артюхин поставили палатку,

принялись готовить ужин, все остальные прошли на веревку, выше и под оче-

редным снежным надувом начали рыть пещеру. Рыли долго, часа четыре. К

досаде, попали на трещину, оттуда засквозило чуть ли не ветром. Но не

бросать же «деланное. — Балинский! Балинский! Бали-и-и-инский! Толя

прислушался. Зовут или показалось? Выглянул из пещеры, глянул вниз и

невольно, не удержавшись, засмеялся. Внизу, под обрывом стоял Галкин.

Отворачиваясь от низвергающихся на него снежных ручьев, едва

укрепившись на остром гребешке, он в терпеливо вытянутых кверху руках

держал исходящую аппетитным парком кастрюльку. Это смирение и забота,

эта кастрюлька, эта утонувшая в снегу фигурка и воздетые руки так не вяза-

лись с открывающейся сразу за спиной Галкина завьюженной бездной,

пугающе громадным и безжизненным миром Победы, что только

рассмеяться и оставалось. Да и как объяснить, отчего стало смешно в столь

неподходящую минуту? От хорошего самочувствия? От появившейся уве-

ренности? Что же, они действительно прошли один из самых неприятных

237

участков северного ребра, они его прочувствовали, убедили себя в том, что

маршрут «идется», что Победа — это, в общем-то, обыкновенная гора,

только повыше, понеприветливей других, только требующая чуточку больше

терпения, труда и спокойствия. Чуточку больше!

Ночью проснулись от удушья, зажгли фонарь. Они и не слышали, как

сверху сошла лавина и наглухо запечатала вход. Вот когда пригодилась

трещина! Дыру проделали легко, сразу пошел чистый воздух, можно