джон,
я не хочу все усложнять. мне понравился наш разговор. я правда думаю, что мы можем помочь друг другу. но я был с тобой честен. поэтому я хочу чтобы ты был честен со мной. я буду еще более честным.
я поговорил о тебе с полицейским, и он сказал, что ты любишь им названивать и говорить подобные вещи. извини что позвонил в полицию но ты конечно понимаешь. я правда видел, как ай-чин забрали. я предположил что это был ты когда ты мне написал но полицейский уже знал тебя что тоже показалось мне логичным. поэтому тебе не нужно больше этого делать. тебе не нужно притворяться что она у тебя. если ты притворяешься.
все нормально. правда. я думаю что ты прав. я думаю что быть одному дерьмово. я думаю что тяжело когда не с кем поговорить. я думаю что хуже всего ощущать себя так будто окружающие считают тебя тупым или мудаком. я понимаю чувак. я тоже чувствовал себя как парень из любви сбивающей с ног.
поэтому давай перестанем ладно и поговорим начистоту. ай-чин не у тебя. это была не она. ты можешь мне рассказать. я не хочу быть как тот полицейский. я не хочу посмеяться над тобой. я на твоей стороне. просто скажи мне правду. я пойму. обещаю. она не у тебя. верно?
верно? верно?
Я нажимаю «Отправить» и вскоре обнаруживаю щелкающие перед лицом пальцы и безошибочно узнаваемый запах марихуаны.
– Эм… чем
– Вот что бывает, когда я оставляю тебя одного на день, видишь, – говорит Трэвис, засовывая сразу несколько куриных наггетсов из Zaxby’s себе в рот. Можно с легкостью определить, что сегодня воскресенье, потому что никто в здравом уме не выбрал бы Zaxby’s вместо Chick-fil-A, разве что это воскресенье и у них не было выбора.
Трэвис делает мне бананово-морковный смузи, смесь, которую он придумал несколько лет назад, чтобы проверить, сможет ли вызвать у меня отвращение, но в итоге это стало его фирменным блюдом, и засовывает соломинку мне в рот, параллельно листая мою переписку с Джонатаном. Он несколько секунд читает, качает головой, читает еще несколько, раз или два шепчет «Какого хера», читает дальше. Он заканчивает, присвистывает, отставляет чашку со смузи и смотрит мне в глаза.
– Я не знаю, чокнутый он или нет, – говорит он, – Но он однозначно мудло.
Где ты, черт возьми, был, кстати?
Трэвис делает что-то, чего я еще за ним не замечал: он краснеет. Он встает, относит чашку в раковину, споласкивает ее, делает мне еще один смузи, какое-то время переминается на месте, цокает языком, выключает блендер, выливает все в стакан, засовывает трубочку мне в рот, направляется в ванную, сидит там слегка долговато, медленно и тщательно моет руки, а затем выходит и садится передо мной.
Он снова замирает, а затем его лицо озаряет улыбка шириной с Техас.
– Чувак, я был с Дженнифер, типа, все это время! – его голос постепенно нарастает, словно озвучивание этого делает все реальным, будто от того, что он сообщил это кому-то еще, он убедился, что ему не показалось. – Мы просто пошли к ней после игры, и, ну… я наконец-то ушел от нее около часа назад. Мы даже не проверяли телефоны! У меня никогда не получалось сделать так, чтобы девушки не проверяли телефон!
Я гневно смотрю на него. У него было много сообщений от меня, когда он наконец-то удосужился проверить свой телефон.
– Ой, да, эм, извини за это, – говорит он. – Наверное, мне стоило повнимательнее следить после всего пятничного дерьма.