Какая удача

Ничего. Я в порядке.

Не считая твоего двинутого дружка по переписке. И того, что ты выглядишь дерьмово. Ты вообще спал?

На самом деле, много.

Да ну?

Кажется, да. Честно говоря, я понятия не имею.

Я допиваю второй смузи. Качаю головой, когда Трэвис спрашивает, хочу ли я еще один, хоть я и хочу. Если я выпью третий, то постоянно буду просыпаться пописать. И мне все еще кажется, что мне нужно больше сна. Я не осознавал, как отчаянно я нуждался во сне, пока не проснулся, проспав слишком долго. Полагаю, так это и работает.

Трэвис вытирает мне подбородок, отвозит меня в туалет, а затем переодевает меня в пижаму. Он даже стирает остатки черного карандаша для глаз, который все еще на мне после вчерашнего костюма, это неловко. Потом он относит меня в кровать.

Я еще не готов спать. Посади меня обратно в кресло. Я хочу посмотреть, ответил ли он.

А какой у тебя вообще план?

Думаю, ему нужно с кем-нибудь поговорить, и он разговаривает со мной. И мы уже так далеко зашли, не так ли?

И что, ты арестуешь его и отправишь его в Тюрьму Дэниела?

Тревис цокает языком и скептически смотрит на меня.

– Думаю, мне лучше переночевать здесь, – говорит он.

Я качаю головой так сильно, насколько могу.

Я в порядке. Все в порядке. Мы просто переписываемся. Я просто посмотрю, ответил ли он мне, а затем пойду спать. Чарльз или… другой парень придет… позже. Позже? Кажется. Который час?

Время раннего ужина. Мы только что поужинали. Ты в порядке?

Я справлюсь. Ночью здесь будет санитар, а Марджани наверняка придет завтра утром. Так что отправляйся к своей девушке. Она мне нравится.

Трэвис хмурится, опускает глаза, снова цокает языком, встает и похлопывает меня по голове.

– Держи меня в курсе, да, – говорит он. – Перешли мне все эти письма. И позвони сразу же, если случится что-то странное. Я вернусь завтра утром. – он наклоняется и серьезно глядит на меня.

Я не уверен, что ты знаешь, что делаешь.

А кто в этом когда-либо уверен?

Но я с тобой. Ты же знаешь.

Всегда.

Он вытирает мой вспотевший лоб, подкатывает к компьютеру и неуверенно оглядывает, пятясь из комнаты. Я слышу, как он проходит по крыльцу и открывает дверцу машины, и еще до того, как заводится двигатель, я засыпаю в кресле под дразнящее мерцание компьютера, моего друга до самого конца.

46.

Передо мной женщина, она смотрит на меня, грустно, почти разочарованно, словно хочет, чтобы я догнал ее и не понимает, почему мне не удается. Она немного похожа на Ким, но старше. Не старая, не как бабушка, даже не как Марджани, но старше, как будто она постарела в два раза быстрее меня за последние десять лет: она выглядит, словно она прожила намного дольше и ничего бы не хотела поменять, но все равно очень устала. Она зовет. Она машет мне. Иди сюда.

В моих снах я всегда могу бегать, и прежде, чем вы подумаете «Как чудесно», словно это какое-то исполнение желания, освобождение от моих земных ограничений, знайте, что ходить не так уж захватывающе, и это на самом деле сложно. Ходить сложно! Это портит ваши колени, сутулит спину и искривляет ступни. Все силы гравитации, существовавшие на планете целую вечность, делают все, чтобы прижать вас к земле, и это вы, ходок, должны прилагать все усилия, чтобы перебороть столетия природного порядка. Мир не хочет, чтобы вы ходили. Он хочет вас раздавить. Он хочет сделать вас похожими на меня.

Нет. К черту ходьбу. Лучше бы я мог летать во сне. Я хочу быть свободным от всего этого, чтобы мои конечности расплывались во всех направлениях, с легкостью поднимались без ограничений, гравитации, силы. Свою неспособность летать во сне я считаю личной нехваткой воображения. Я должен бы плыть к Ким. Я должен бы нестись по воздуху с развевающимися волосами, стучащими зубами, хлещущим между пальцами ног ветром, в сверхзвуковом порыве…

ВЖЖЖЖУХ!