Кахатанна. Тетралогия (СИ)

– Ничего и никогда не может быть слишком, – прошептал Тиермее. – Ступай отсюда, глупец.

– И все‑таки я уничтожу ее – один раз нам это почти удалось.

– Хорошо, – прошелестел голос Бога Смерти, – хорошо... Я посмотрю на тебя... я даже не утверждаю, что буду ей помогать...

И га‑Мавет опять остался в темноте. Проклиная все на свете, он начал осторожно спускаться вниз, надеясь, что Тиермее не сыграл с ним одну из своих злых шуток и что сейчас он действительно поднимается из Ада Хорэ на поверхность Арнемвенда.

По дороге он встретил Баал‑Хаддада – безглазого Бога Мертвых; и тот показался ему игрушечным и смешным после жуткого великолепия Преисподней. Вспомнив, что он так и несет ее с собой, куда бы ни направился, га‑Мавет стрелой понесся к Джоу Лахаталу. Он хотел уничтожить Каэтану, стереть с лица земли непокорных людей, отправить их к своему слепому брату – в общем, сделать что угодно, лишь бы заглушить липкий холодный ужас, который навсегда поселился в нем.

Когда он ворвался в чертоги Джоу Лахатала и промчался по зеркальным залам, то со страхом увидел, что за ним струится голубая тень прекрасного‑молодого человека с полупрозрачными драконьими крыльями за спиной.

И ему казалось, что теперь этому не будет конца.

Три человека сидят у костра темной безлунной ночью. Они одеты в темные рясы и подпоясаны жесткими широкими поясами, так что сторонний наблюдатель вполне может принять их за монахов. Впрочем, это и есть монахи, только на Арнемвенде нет такой церкви, к которой бы они принадлежали.

Они существуют ровно столько, сколько существует и этот мир, – их никто не создавал; они возникли сами, потому что в этом возникла необходимость. Мир. не влияет на них, а их существование никак не отражается на жизни Арнемвенда. Можно было бы сказать, что их нет. Но они все же есть, сидят у костра и беседуют о главном.

– Ты уверен, Да‑гуа? – спрашивает один из них, протягивая руку за очередной чашкой горячего напитка.

– Нет, Ши‑гуа, – откликается второй. – Я же не бог, чтобы совершать ошибки; ошибки совершают те, кто уверен.

– Те, кто не уверен, тоже совершают ошибки, – вставляет третий.

Он очень похож на первых двух монахов, – собственно, они выглядят как близнецы, но всякий способен отличить одного от другого, хотя и не объяснит почему.

– А что ты думаешь, Ма‑гуа?

– Она почти у цели, – задумчиво отвечает третий, подбрасывая в костер сучья. – Она почти у цели, и я бы сказал, что им не удастся ее остановить.

– Мир не терпит пустоты, – замечает Да‑гуа.

– Ты думаешь, они уйдут? – спрашивает Ши‑гуа.

– Это не главное. Либо уйдут, либо изменятся. Главное, что мир не принимает их такими, какие они сейчас. Но мир принимает ее.

– Ты думаешь, мир в ней нуждается?

– Мир сейчас живет только благодаря ей, даже если и не знает об этом.

Они долгое время молчат. Наконец Да‑гуа замечает в пространство:

– Малах га‑Мавет ходил в Ада Хорэ и говорил с Тиермесом.

– Это изменило ход мыслей га‑Мавета?

– Нет, Ма‑гуа. Но это испугало его. Он неуверен.

– Она почти достигла цели, – шепчет Ши‑гуа. – А испуганный га‑Мавет еще менее опасен.

– Испуганный га‑Мавет более опасен, – возражает Ма‑гуа.

– Нет никакой разницы, – говорит Да‑гуа. Они еще некоторое время молча пьют чай, затем Да‑гуа достает из складок своего одеяния шкатулку изысканной работы и раскрывает ее. Оттуда сыплются на землю фигурки. Да‑гуа переворачивает шкатулку, и обнаруживается, что на ней изображена карта Варда, которая постоянно меняет свои очертания, цвета и размеры, то становясь подробным изображением крохотного участка суши, то давая более общее представление обо" всем континенте.

– Сыграем? – спрашивает Да‑гуа.

– Сыграем, – соглашается Ма‑гуа.

Ши‑гуа поднимает с земли фигурку воина, одетого в белые доспехи и опирающегося на огромный двуручный меч. Монах долго и пристально вглядывается в изображение, которое дает иллюзию абсолютно живого, только:, и крохотного существа, и говорит:

– А мальчик вырос красивым.

– Они все выросли красивыми, – говорит Ма‑гуа, держа в руках другую фигурку, – но не прекрасными. А божественное должно быть прекрасным, иначе оно становится обыкновенным.

– Они еще не выросли, – говорит Да‑гуа и отбирает у брата фигурку Джоу Лахатала.

– Ты думаешь, он больше не встанет у нее на пути? – интересуется Ма‑гуа, поворачивая в пальцах изображение А‑Лахатала.

– После истории в городе джатов и истории со статуей он еще не скоро осмелится выступить против нее в открытую, – объясняет Ши‑гуа то, что известно и двум другим монахам.

Они могли бы не говорить ничего вслух, но это ихг работа – говорить вслух для всего мира то, что им самим известно и понятно. Такими они были востребованы и появились на этот свет.

– Она ничего не помнит. – Да‑гуа держит на раскрытой ладони фигурку женщины с двумя мечами за, спиной. – Она не сможет воспользоваться своим преимуществом.

– Ей не нужно ничего помнить, – говорит Ши‑гуал

– Главное, что она есть, – говорит Ма‑гуа. – Если она все‑таки дойдет до Сонандана, то получит ответы на все вопросы.

– А что бы ты спросил? – неожиданно интересуется Да‑гуа.