– Нет, просто… хотя сейчас, наверное, они и наступают. – Я зачарованно смотрела, как платье струится в потоках воздуха. Я слегка помахала им, гадая, с чем такое вообще можно надеть. – У меня не было особой необходимости в новой одежде. В школе мы носили только форму.
– Но с твоего возвращения прошел уже месяц, – сказала она, – и никто не подумал купить тебе чего-нибудь новенького?
– А как ты догадалась, что мне привезти? – спросила я.
Она улыбнулась.
– У тебя точно такой же размер одежды, какой был у меня в твои годы.
Впечатлений становилось слишком много. Это платье, черное, шелестящее, пахнущее лавандой. Коробка чистого белого белья. Сияющая женщина с розовыми щеками и морщинистой, словно крепированная бумага, кожей – бабушка, сошедшая со страниц сказок. Я присела на краешек кровати. Мое горло сжалось. И я осознала, что плачу. Я никогда не плакала на глазах у других людей. Я прикрыла лицо руками.
– Ш-ш-ш-ш, – сказала бабушка и села рядом со мной. Одной рукой обняла меня за плечи. – Все хорошо, милая.
Я плакала молча (этому меня научила школа-пансион), а она сидела рядом и гладила меня по спине. Наконец я смогла снова вздохнуть и вытерла слезы.
– Прости, – сказала я.
– Бедняжка моя, – сказала она. – Что ж, я приехала вовремя. Я помогу тебе всем, чем смогу. Вот только я немного беспокоюсь о твоей сестре.
– О Луме? – Я ощутила легкий укол ревности. – Она в порядке. Просто немного… – Я осеклась, не зная, как закончить фразу.
– Ну, она определенно… –
– Ну да, – подхватила я. – Красива. И, наверное, поэтому не очень-то прилежна. – Я почувствовала облегчение, высказав это наконец-то. Но в то же время мне стало неловко, как будто Лума могла меня слышать.
– Но ты, по словам твоей мамы, очень умна, – сказала
Я рассказала ей о смерти бабушки Персефоны, о дедушке и похоронах и о том, что сказала Лузитания. Я рассказала, как отец разозлился на меня за то, что я пытаюсь управлять бизнесом, и как он меня ударил – это
Поначалу я чувствовала вину за это. Но
– А потом я написала тебе, – сказала я. – Я думала, ты окажешься… не думала, что ты окажешься такой…
– Нормальной? – подсказала она.
Я издала смешок.
– Да.
Она похлопала меня по плечу.
– Что ж, уверяю тебя, у меня тоже есть особенности, – сказала она. – Я же мать твоей матери.
–
– Разумеется!
– Почему мама… такая?
Она отвернулась и тяжело вздохнула.
– Бедная девочка, – сказала она. – Такой она родилась; я перепробовала все, чтобы ей помочь, но она вечно отказывалась. А позже она рассказывала, что, когда познакомилась с твоим отцом, ее привлекла в нем не какая-то особая доброта, не интерес к ней, нет – он всего лишь не считал ее странной. Думаю, именно это в нем и подкупило ее.
Я подумала об отце, о том, как близко к Артуру он стоял тогда в зале и как сторонился мамы, когда та пыталась утешить его после смерти бабушки Персефоны. Я даже в мыслях не допускала возможности для себя прожить всю жизнь с тем, кто бы меня не любил. Лучше уж остаться одной, подумала я, хотя часть меня не была в этом уверена. В конце концов, что я сейчас здесь делаю?
– Как бы то ни было, твоя семья, похоже, находит странности привлекательными, – сказала
– Мне кажется, я недостаточно странная для них, – призналась я. – Или слишком странная. Сама еще не разобралась.
Обтянутая розовой замшей ладонь прикоснулась к моей щеке.
– Для меня ты вовсе не странная, – сказала бабушка. – А самая что ни на есть нормальная.
Я помогала
– Хочешь, чтобы я принесла тебе чего-нибудь? – спросила я. – Стакан воды? Чего-нибудь поесть?
Она похлопала меня по руке.
– Нет, дорогая, – сказала она. – Мне только нужен отдых. Поговорим за ужином. Почему бы тебе пока не отнести обновки к себе в комнату?
Я вышла, захватив сундук на колесиках, который она привезла специально для меня. Я шла по коридору третьего этажа и катила сундук в сторону своей спальни, как вдруг из темноты передо мной возникла Лума.
– Нам надо поговорить, – прошипела она.
Она потянула меня в свою комнату вместе с сундуком и захлопнула дверь.
– А это что? – спросила она.
– Это подарки, – ответила я. – Мне.
Лума прищурилась.
– Она много всего тебе привезла, – сказала она. – А мне почему ничего?
Я рассмеялась.