Какие они разные… Корней, Николай, Лидия Чуковские

Семья Чуковских устояла, не разрушилась. Но Мария Борисовна помнила про Сонку и про другие увлечения мужа. Об этом говорит письмо Корнея Ивановича к старшему сыну из Москвы от 25 января 1935 года: «И вот в то самое время, когда я готовлюсь к Репинскому докладу, хлопочу о гостинице (номеров нет) и воюю за “Искусство перевода”, получаю от мамы телеграмму: “Приезжай сейчас же или не приезжай никогда”. Что это такое? Во имя чего это делается? Ведь мы с тобою оба – писатели, и ты хорошо знаешь, сколько душевной силы приходится нам тратить на каждую свою книгу. Не знаю, как ты, но я 9/10 всех своих мыслей отдаю своим писаниям. Утром в постели я думаю не о политике, не о здоровье моих близких, не о квартирных делах, не о моих отношениях к Лиде, а только о том, что я сегодня буду писать, И в Москве меня интересуют не театры, не психология моих знакомых, не Третьяковская галерея, а то, что я пишу, и борьба за напечатание моих вещей. Сейчас мне важно сдать “Репина” в журнал или Горькому, протащить “Искусство перевода”, сделать из “Искусства перевода” статью и поместить ее где-нибудь в журнале, продержать корректуру моих сказок в “Academia” и т. д. Других забот и мыслей у меня нет. И вот: во мне вся кровь закипает, я прихожу в бешенство, если свой человек, ближайший свидетель моих усилий, может, по своей воле, – все мои планы разбивать и калечить – и в то время, когда моя голова занята моими писаниями, вбивать в мою голову какие-то другие мысли, навязывать мне посторонние заботы – и напоминать мне какие-то старые мои (может быть, и большие) грехи. Таким образом, вся моя рабочая программа полетела к чертям. Сейчас мне только предстоит кончать статью о Репине, между тем я мог кончить ее еще в Ленинграде. Все это так мучительно, что я готов на все, лишь бы это не повторялось. Я дал слово приехать 1-го – но во имя чего ехать, не знаю. Прошу тебя как-нибудь урезонить мать, иначе жизнь моя станет сплошным терзанием».

Битвы вокруг Крокодила и Мухи

Но вернемся к «Крокодилу».