Каким был для меня XX век. Российский посол в отставке вспоминает и размышляет

А про Петра говорили, что он, здоровенный и сильный, отличался романтическим отношением к жизни и даже будто бы втайне от всех любил поиграть со своей юной женой в куклы.

Самый младший, Евгений, статный красавец, к кузнечному делу не пристал, все больше рисовался перед девчонками, а в 30-е годы пошел служить в кавалерию. Я хорошо запомнил его бравым лейтенантом в ладных сапогах со шпорами...

Осенью 1909 года, когда моя мама, Елизавета, еще не научилась ходить, Петра Ивановича призвали солдатом в армию.

Перед его уходом была сделана семейная фотография, которую моя мама хранила всю жизнь, и она перешла ко мне как реликвия. Часто рассматриваю это фото начала века: сидят молодой Петр со своей Ганей, на руках у него годовалая Лиза, рядом торжественно сидят его мать и отец, далее — стоят юные брат Александр и сестра Анна. Могу представить себе, сколь много значила эта фотография для всей семьи, провожавшей сына, брата, мужа и отца на армейскую службу.

Через три года вернулся Петр Иванович домой. Родилась вторая дочь — Мария. Но уже подступал сентябрь 1914 года, разразилась Первая мировая война. Петр Бакурский по первому призыву вновь пошел служить, был направлен на германский фронт в части, составлявшие армию генерала Самсонова.

4 февраля 1915 года (в семье всегда помнили эту дату) солдат Петр Бакурский в числе десятков тысяч других оказывается в немецком плену. Все это время его молодая жена с двумя дочурками на руках бедствует. Пошла «в люди»: стирала, мыла полы, ухаживала за чужими детьми. Лиза нянчила сестренку Марусю.

Петр Иванович провел в германском плену три года и десять месяцев, работал батраком-кузнецом на ферме у немца, немного научился немецкому языку, но, возвратившись из Германии, не любил вспоминать немецкие слова, как и не любил рассказывать о плене. Гордый, молчаливый был, все дни стучал молотом в своей кузне вместе с братьями Колей и Сашей. А страна бурлила после Февральской и Октябрьской революций 1917 года, по ней уже расползалась гражданская война. Коснулась она и петровчан.

Родители ничего не рассказывали об этих годах, и в моей памяти — лишь крупицы сведений.

Так, мне было известно, что около двух лет (в 1919 — 1921 годах) дед был в рядах Красной Армии и, вернувшись домой, вновь засел в своей кузнице. В 1924 году родилась третья дочь, которую назвали Леной — в честь Ленина, которого хоронили в январе того года. Шли годы НЭПа, то есть провозглашенной Лениным новой, либеральной, экономической политики, и дед тогда, поверив, что жизнь налаживается, справил добротный семейный дом.

В 1927 году восемнадцатилетнюю Елизавету выдали замуж за зрелого человека, прошедшего мировую и гражданскую войны, — Михаила Егоровича Семенова из жившей неподалеку большой семьи крестьянина-сапожника (17 детей родила его жена, 11 из них выжили). Жить молодым было негде, и они сняли неподалеку «угол»...

Но вернемся к деду. Семья жила в достатке, у подрастающих Маруси и Лены не переводились наряды и сладости. И это было объяснимо: три здоровых бакурских кузнеца с 6 утра стучали в своей маленькой кузне на окраине города, сразу за рекой Медведицей, отрезавшей от центра восточную часть города, ковали таганки, ухваты, запоры, воротные петли, решетки, колесные обручи (в детстве я любил их катать), оси для телег, подковы...

Город, как-никак районный центр, привлекал по воскресеньям много народу из соседних сел и деревень. Здесь было две базарных площади с торговыми рядами. В выходные шагу нельзя было ступить между десятками подвод (зимой — саней) с разным деревенским товаром. Шла бойкая торговля, а после полудня, перед возвращением домой селяне еще задерживались в городе ради покупок в магазинах и посещений знакомых либо родных. Город и окрестные деревни были крепко связаны, в том числе семейными узами.

К началу 30-х годов город и село стали захлестывать волны грандиозных сталинских планов индустриализации и коллективизации. Здесь-то и пришлось туго Ба-курским — попали они в категорию то ли кулаков, то ли подкулачников. Ну как же: у братьев-кузнецов крепкие дома с подворьями, и корова, и свиньи, и куры, да своя кузница с большим числом заказчиков!

Мне никто никогда не рассказывал, что произошло с моим дедом Петром Ивановичем Бакурским. Его забрали, и куда-то увезли. Семья бедствовала и голодала. Спасаясь от голода, вторая дочь, Мария, «выпорхнула из семейного гнезда», уехала в Москву к родственнице и там прижилась, вышла замуж за строительного рабочего Константина (впоследствии он вырос до прораба, даже участвовал в годы Хрущева в строительстве Кремлевского Дворца съездов). Агафья Михайловна осталась одна с младшей — Леной, которая пошла в школу.

Это были годы моего раннего детства, и что-то смутно я могу припомнить. Более всего — голод 1933 года, который буквально косил подряд города и села Поволжья, и мы, дети, совали в рот все, что хоть как-то напоминало корку хлеба.