Каким быть человеку?

Но сейчас мне нельзя так думать! Я же не в будущем живу – а в настоящем.

Прежде чем принять решение, я на секунду задумалась, лелея в сердце названия городов с одним значительным художником, как будто собираясь приговорить их к смерти: Антверпен, Вена, Варшава, Барселона, Сан-Фернандо, Дуарнене, Хельсинки, Порт-оф-Спейн, Цюрих, Гавана, Франкфурт, Милан, Каир, Тарнув, Лас-Пальмас, Эрмоса-Бич, Сеул, Альтадена, Мацуда, Хошимин, Санто-Белло-Хесус, Райдт.

Ответ был очевидным: Нью-Йорк. Это было понятно еще до того, как я начала. Я могла добраться туда за двенадцать часов, дешево, на автобусе. Там шансов встретить кого-то значительного и, таким образом, стать значительной самой было больше всего. Я пошла к кассе. Кассирша сказала, что автобус отправится ровно через два часа. Я дала ей свою кредитку, подписала обязательство оплатить восемьдесят девять долларов и положила билет в карман.

Я позвонила Райану и сказала, что он может жить в моей квартире, – его жилье было меньше моего. Потом, нервничая, позвонила Израэлю и сказала ему, что еду в Нью-Йорк. Когда он спросил зачем, я сказала, что еду закончить свою пьесу. Это была неправда, но я надеялась, что его впечатлит. На другом конце трубки затянулась пауза.

Наконец он сказал: «Ну, надеюсь, ты будешь писать, пока не сломаешь себе нахуй все пальцы».

* * *

Выходя со станции покурить с болью в душе, я прошла мимо двух девочек-подростков. Они стояли с сумками перед закусочной и смотрели на его подсвеченное меню.

«Что вообще такое американский сыр?» – спросила одна.

Ее подруга ответила: «Думаю, это что-то с химикатами».

Глава двенадцатая Шила бродит по Нью-Йорку

Я позвонила Джен, которая однажды приютила меня во Франции, и спросила, могу ли я остаться у нее на несколько дней в Нью-Йорке, пока я не найду себе квартиру. Незадолго до того она вернулась в Америку и по-дружески согласилась помочь мне. Я ждала встречи с ней и представляла, как мы сблизимся и станем настоящими подругами.

Пока я ехала в автобусе, я смотрела из окна и вспоминала те счастливые дни, что мы провели вместе в Париже. Мы побывали в музее Орсе. Я помню, как стояла в дальнем конце одной из галерей и пятнадцать минут смотрела на крохотное полотно с единственным стеблем спаржи. Это было самое трогательное, что я когда-либо видела. Полотно было нарисовано с такой нежностью и такой свободной кистью, что, казалось, к нему не было приложено никаких усилий. И когда я наконец посмотрела, кто же автор, это оказался Мане, один из моих любимых художников. Я задумалась; может быть, в его движении кистью или в его душе – а может, в чем-то еще – было нечто от него самого, что-то такое, что каждый раз покоряло меня и заставляло любить всё, что он когда-либо сделал, даже когда я не знала, что это был он?

Когда мы с Джен вышли из музея, я рассказала ей о своем опыте с полотном Мане. А она рассказала мне о своей любимой картине – «Иаков, борющийся с ангелом». Мы шли сквозь приятный, слегка влажный парижский воздух, и она объяснила, почему любит эту картину: «С собственной точки зрения, когда мне что-то не удавалось, я всегда представляла себе, что борюсь с дьяволом. Но когда я увидела эту картину, я поняла – нет, это не дьявол, это ангел. И теперь я всегда стараюсь помнить, когда мне что-то не удается, что я борюсь с ангелом».

«Так что я вообще не доверяю всем этим семинарам по самосовершенствованию, где всё время пытаешься улучшить себя. Нам, вероятно, нужно страдать, чтобы… ну, чтобы снять заклятие».

Я доехала до ее квартиры в Нижнем Ист-Сайде в десять часов утра, потная после ночной поездки на автобусе, чувствуя грязь по всему телу. Был солнечный день, и я несла тяжелый чемодан через переходы в метро и по лестницам на улицу. Я взяла ключи в забегаловке рядом с ее домом. Потом вошла в квартиру и легла на диван, застеленный белыми простынями. На подушке лежала записка от Джен. В ней говорилось, что Джен увидится со мной после работы. Мы договорились, что вечером пойдем послушать лекцию известного молодого автора графических романов.

Какое-то время я просто лежала с открытыми глазами. Квартира была большая и роскошная, оформленная в насыщенных коричневых и красных тонах. Она принадлежала богатому парню Джен. Но он часто путешествовал, поэтому Джен половину времени жила там одна. Ее парень работал в сфере высоких технологий, и однажды Джен сказала мне, что у него синдром Аспергера. «Парни из Кремниевой долины не так уж и плохи в постели, – сказала она мне, – потому что они внимательно читают все инструкции».