Число лекарственных растений, принятых в официальной медицине – от семени подорожника при запорах до лекарств на основе опийного мака при сильных болях – в наши дни значительно уступает всевозможным «альтернативным» растительным снадобьям, эффективность которых не удается доказать научными методами. Те, кто торгует непроверенными лекарствами, хорошо знают, как могущественна целительная сила веры. Оценивать, как растения влияют на здоровье, учитывая их сложнейшие взаимодействия с телом и духом, – совсем не то, что решать, годятся ли они в пищу. Болезнь и лекарство связаны не так самоочевидно, как голод и пища. Наполнить пустой желудок легко. Подойдет практически что угодно. Если ошибся, принимая решение о съедобности, организм вскоре сообщит об этом. А вот унять боль в животе – совсем другое дело, здесь причинно-следственные связи отнюдь не очевидны. Благодаря механизмам компенсации сознание может вытворять с болью разные трюки, которые в случае голода не получатся. Вера и воображение сыграли колоссальную роль в медицинских концепциях, особенно в случаях, когда ни природа болезни, ни потенциальные методы лечения были неясны. Чтобы связать болезнь с растением, приходилось плести хитроумные сети колдовства, гадания и мифологических классификаций и восполнять недостаток фармакологического воздействия ловкостью рук и даром убеждения. Когда человек страдает, он особенно беззащитен, и тогда надежда и дешевые трюки лишь подпитывают друг друга. Парадокс в том, что и в первобытных сообществах, где ценят растения и верят, что у них есть «душа», и европейском обществе донаучной и научной эпохи медицинские системы, основанные на растениях, были бескомпромиссно антропоцентрическими. В целом они исходили из предположения, что растения лечат человеческие недуги не по счастливой случайности. Это цель их земного существования.
Однако тщательное наблюдение за больными, бесконечные пробы и ошибки и строгие научные испытания мало-помалу вносили реальные коррективы – сначала на периферии, но в последние двести лет научный метод занял в медицине центральное место. С этой точки зрения показательна история одного растения –
Карл Линней в 1753 году не просто так назвал род довольно-таки непривлекательных трав из Китая и Америки латинским словом