Какое дерево росло в райском саду?

Насколько романтики представляли себе, как именно устроено взаимодействие растений с насекомыми, которое, как мы сейчас понимаем, представляет собой опосредованный половой акт? Очевидно, что они понимали, что эти два порядка водят тесную компанию, а в том, как цветок дарует пчеле нектар, видели богатую метафору – как и в сладком аромате и памяти, которые цветы дарят людям. Утонченная красота незабудки (по системе Линнея эти цветы относятся к классу «пятеро мужчин в постели с четырьмя женами»), завораживающая пристальность «взгляда» ее «глазка» – желтого колечка в центре венчика – сделала ее любимицей романтиков. В 1802 году Кольридж построил на этом образе стихотворение “The Keepsake” («Подарок на память»), где вспоминал о произошедшей три года назад встрече с темпераментной рыжеволосой Сарой Хатчинсон, старшей сестрой жены Вордсворта Мэри, и о вспыхнувшей между ними любви с первого взгляда:

И сколько ни блуждаю вдоль ручьев,
В прохладных рощах сколько ни скитаюсь,

Не встречу среди трав сапфиров россыпь –
Прелестные увяли незабудки[118].

Во второй строфе Кольридж представляет себе, как они с Сарой (которую он из уважения скрывает под именем Эммелины) уже женаты и она вышивает на шелке монограмму собственными волосами:

«Меж розой мускусной и незабудкой

Сверкало золотом любезное мне имя!»

В то время незабудку в Британии еще не принято было так называть, и поэт счел нужным добавить несколько педантичное примечание: «Одно из названий (достойное стать единственным) Myosotis Scorpioides palustris [незабудки болотной], цветка высотой от шести до двенадцати дюймов с голубыми лепестками и ярко-желтым глазком. Точно так же его называют по всей Германии (Vergissmein nicht) – и, полагаю, в Швеции и Дании».

Китс написал о незабудке в 1818 году и тоже упомянул о глазке. Он обменивался стихами со своим другом и коллегой-поэтом Джоном Рейнольдсом и в числе прочего писал о притягательности цвета глаз и о прелести голубого цвета. Голубой – простой, первобытный цвет, цвет отражения неба в море задолго до того, как возникла зелень жизни, – романтики считали самым трансцендентальным из всех цветов. Джон Рескин говорил: «Божество предписало голубому цвету быть источником вечного наслаждения» (современные опросы общественного мнения показывают, что так и есть: голубой цвет – верный кандидат на звание «самого любимого» цвета). Рейнольдс написал Китсу сонет под названием “Sweet Poets of the Antique Line” («Милые поэты, наследники древности»), который заканчивается строками «… Дороже темный цвет / В глазах, чем слабый отблеск гиацинта». На это Китс ответил сонетом с подзаголовком «Ответ» – одой цвету лепестков гиацинта. Воспев голубизну небес и воды, он заключает:

Голубизна! Ты родственна лесам,
С нежнейшей зеленью обручена ты:
Синеет незабудка, а вон там –

Фиалка притаилась… Как сильна ты,

Чуть проглянув! Но власть твоя стократ

Сильней, когда тобой сияет взгляд[119]!

Очевидно, в последних двух строках Китс имеет в виду голубизну человеческих глаз. Любопытно, что их смысл не изменился бы, если бы он говорил о голубизне «глаз» цветов. За тридцать лет до этого два немецких ботаника – Йозеф Кольрейтер и Кристиан Шпренгель – изучали незабудку в поисках соблазнительных сигналов, которыми растения привлекают насекомых, дабы исполнить свое растительное предназначение[120]. Слышал ли об этом Китс?

* * *