Закончится все тем, что мы станем рекомендовать — если я буду иметь к этому какое-то отношение, — введение на всех уровнях генеральных менеджеров с жалованьем,
Вечером поднялся в Телевизионную комнату Клуба как раз к началу „Девятичасовых новостей“ и увидел потрясающие сцены в какой-то шахте или где-то вроде[50]
. Целый отряд бандитского вида шахтеров кидался в убийственную неспровоцированную атаку — некоторые даже швыряли камни, — на полицейских, вооруженных только дубинками и щитами для разгона демонстрантов. Когда же конная полиция попробовала проехать, некоторые из этих хулиганов нагло преграждали им путь и намеренно путались под ногами, чтобы лошади спотыкались. Что бы сказал об этом Киннок[51], интересно?Сегодня вечером был в Шепардз-Буш, съемки в программе „Вечер новостей“ — и ведущим оказался не кто иной, как мой заклятый враг Бимиш. В первую же минуту хотел встать и уйти, поскольку известно, что этот человек — практически коммунист и ему не место в кресле ведущего якобы беспристрастной дискуссии. Как бы то ни было, во всем этом балагане мне удалось выглядеть неплохо. Чтобы представить „другую точку зрения“, они вытащили чудовищно уродливую врачиху в фирменных очках Национальной службы здравоохранения и с большой душой: она принялась ныть и стенать о „доброй воле“ и „хроническом недофинансировании“ — пока я не поставил ее на место, приведя несколько простых фактов. Думал, что больше ее не увижу, но после передачи она подошла ко мне — вся такая радушная — и сказала, что мы были знакомы с ее отцом в Оксфорде. Фамилия — Гиллам, судя по всему. Ничего важного врачиха не сказала — подозреваю, это был просто повод меня приболтать, и поскольку без студийных прожекторов она выглядела не такой уж горгоной, я осведомился, не желает ли она наскоро перепихнуться, чтобы показать, что я на нее не злюсь. Что и говорить — ничего не вышло. Она жутко оскорбилась и вылетела вон[52]
. (Если вдуматься, вид у нее действительно несколько лесбийский. Не везет, так не везет.)