Какого года любовь

Сбоку раковины громоздилась стопка тарелок, которые следовало помыть, и, конечно же, это его очередь сегодня.

Элберт открыл кран – и закрыл его. К черту. Залил кипятком лапшу в пластиковом корытце, уселся перед телевизором в свое любимое, обитое потершейся красной кожей кресло и залюбовался красивым, озабоченным лицом Джиллиан Андерсон, хотя врубиться в сюжет так и не сумел. Свернул и закурил сигаретку, чего они с Вай договорились в доме не делать.

После всех споров последней тактикой Вай, когда дело касалось рутинных работ по дому, стало не напоминать ему о несделанном, но и, если очередь не ее, ничего за него не делать. Почему‐то это доставало Элберта ничуть не меньше, чем привычные замечания и придирки. Ему искренне было наплевать на всю эту ерунду: полотенца, которые давно пора постирать, комья пыли, высвеченные солнечным светом, – потому что по сравнению с жизнью в фургоне, на дереве или даже на Чосер-роуд нынешняя квартира была сущий рай.

Если ей хочется, чтобы сияла безупречная чистота, если хочется стильное жилье, как у Роуз или у Мэл, пусть сама убирает. И если у нее нет времени на уборку, потому что работа забирает все силы, кто же ей виноват?

Элберт открыл еще одну бутылку “Будвара” и почувствовал, что слегка отмякает.

Он мог бы позвонить Мэл, Вай наверняка у нее. Или, может, стоит сходить самому: до Мэл минут пятнадцать, не больше.

Вай уверяла, что причина, по которой она настаивала, чтобы они перебрались на Матильда-стрит, состоит в том, что ей хочется жить вдвоем. “Не могу больше выносить чертов хаос общего дома. Да и вообще, не пора ли нам жить как настоящая пара?”

Элберт особым энтузиазмом не кипел, хотя стоимость, которую запросил с них за субаренду приятель Роуз, для такого района, как Ислингтон, выглядела на удивление низкой. Просто ему казалось странным переезжать в северную часть Лондона, когда работает он на юге. Однако ж он был взволнован и тронут тем, что они будут жить с Вай один на один, что ради него она готова разъехаться со своими друзьями. И только когда они въехали, до него дошло, насколько близко расположено их новое жилье к гламурной квартире на верхнем этаже, которую Мэл купила себе у метро “Каледониан-роуд”.

Нет уж, в дождь он за ней не пойдет, решил Элберт.

Кроме того, эти две уже наверняка отправились выпить и перемыть ему кости, какое он, Элберт, дерьмо, в один из этих дебильных клубов, в которых состоит Мэл. “Как вы можете называть себя социалистками и при этом платить за то, чтобы членствовать в клубе для узкого, черт побери, круга?” – это был повод для одной из самых бессмысленных ссор из тех, которые то и дело разгораются между ними.

Вай, без сомнения, останется у Mэл, как делает всякий раз, когда хлопает дверью, что в последнее время происходит удручающе регулярно. Или когда ей хочется поболтать подольше с подружкой. Элберт понять не мог, как Мэл умудряется вести утреннее шоу, если почти каждый вечер где‐то бывает.

– Разве тебе не вставать в пять утра? – крикнула Вай, когда Мэл подмигнула бармену, который настоял, что текила – за счет заведения.

– Не бери в голову, детка, я к этому привыкла: бутерброд с сыром, пикулями и луком, соль против обезвоживания, пинта воды перед сном, и я в полном порядке.

Глаза в глаза, они чокнулись неоново-оранжевыми стопками, опрокинули их и передернулись в унисон.

– В любом случае, энергетика от недосыпа вполне шамбалическая, – попыталась Мэл переорать балеарик-бит и гомон голосов. Даже в понедельник в баре было полно народу. – Думаю, зрителям правда льстит, что мы выглядим так, будто в Шамбале побывали.

Выглядели они именно так, и это бесило Вай всякий раз, когда утром за чаем и гренками она усаживалась посмотреть программу, которую вела Мэл.

Специфика поведения Мэл, сделавшая ей карьеру, состояла в том, что всем вечно казалось, что она по ходу дела импровизирует. Расспрашивая гостей шоу, она словно бы теряла нить разговора, ерзала на своем диванчике (в виде ломтя грудинки, а рядом креслице рюмочкой для яйца) и рассеянно скрещивала так и сяк длинные голые ноги. Отвлекала. Так что гости, особенно те, что постарше, побелей и помужественнее, бросались очертя голову ей на помощь. А на самом деле, хватались за веревку, на которой впору потом было повеситься: выбалтывали что‐то более откровенное, чем собирались, или же ставили себя в дурацкое положение очевидным своим стремлением произвести на нее впечатление.

Вай вспомнилось, как Дерек учил ее, что это преимущество, когда тебя второпях недооценивают.

Хорошенькая молоденькая женщина.

– А вот скажи мне, не бесит тебя, что все думают, что ты ходячая катастрофа? Оторва! Ведь ты не такая. Я‐то вижу всю твою… всю твою… – слово “тактика” вылетело у Вай из головы, – вижу, куда ты клонишь! – И она погрозила Мэл пальчиком, уже поддато. Они вернулись от стойки в свою ярко-розовую кабинку и, ставя на стол еще два “морских бриза”, коктейли чуть расплескали.