Какой простор! Книга первая: Золотой шлях

Телеграфист поглядел в окно. Сквозь верхнее стекло, заплетенное паутиной четко вырезанных на фоне неба оголенных веточек, просвечивали звезды. Телеграфист, проклиная судьбу, пошел разыскивать начальника станции.

…Утром группа махновцев, всю ночь провозившись в городской управе над несгораемой кассой, подложила под нее пироксилиновую шашку. Взорванное здание превратилось в груду щебня, кирпичей и балок. Во многих домах лопнули стекла, толстый слой пыли инеем осел на деревьях.

Часов в одиннадцать в город верхом въехал темноликий Махно. Никто из жителей, за короткое время успевших привыкнуть к махновцам, гарцевавшим на породистых конях в ильковых и лисьих шубах, не обратил внимания на низенького, одетого в нагольный кожушок всадника, медленно едущего на невзрачной лошаденке. Махно был зол. Его армия погибала от тифа. Его бесили пестро одетые люди, обвешанные оружием. «Маскарад какой-то, а не армия», — думал он с неприязнью.

Начальник махновской контрразведки Левка Задов недавно доложил батьку, что в армии коммунистический заговор, руководит им командир третьего Крымского повстанческого полка Полонский — тот самый Полонский, которому Махно доверил никопольский плацдарм. Батько был сумрачен и раздражен, но в глубине души радовался, что заговор против него замыслил именно Полонский. Присланный в его армию толковый коммунист не замедлил окружить себя своими людьми, которых теперь, как рассчитывал Махно, ничего не стоит захватить.

В эту ночь Махно проехал от Александровска до Никополя и, останавливаясь на станциях, самолично расстреливал комендантов, назначенных Полонским.

Одичавший, заглохший, заваленный трупами город поразил даже бессердечного, привыкшего ничему не удивляться бандита. Его встречали кладбищенская тишина на улицах, развалины и мягкий пух из вспоротых перин. Батько подъехал к еврейской школе. Дощатые тротуары перед ней были загажены, возле забора сажнями навалены голые трупы. Молодые крестьянки сновали между мертвецами, разглядывая их лица. Возле женщин, пропустив хвосты меж ног, путались собаки. Махно подошел к женщинам, спросил, что они здесь делают.

— Мужей ищем, — глухо ответила одна, метнув злобный и тоскливый взгляд.

— Что ж, война, — сказал батько, как бы оправдываясь.

Он прошел в нетопленую школу. На полу на охапках соломы валялись тифозные. Махно внимательно всматривался в желтые, конвульсивно перекошенные предсмертными муками лица, вслушивался в стоны. Кого мучил бред, кто просил воды; обрубок в бурых бинтах запрокинул лицо с алыми ямами вместо глаз, монотонно тянул: «Пристрели-те… братики, пристрели-те, да сволочи же, пристрели-те…»

С досадой думал Махно, что никто из этих людей не признает в нем вождя. Вспомнился советский плакат: «Или социализм победит вшу или вошь социализм». Коммунисты уничтожают этого врага социализма, а он, у которого сотни пудов реквизированных медикаментов, не может побороть тиф, добивающий его армию. Махно знал, что в этом никто не виновен, но вину целиком приписывал Полонскому. На нем он собирался сорвать весь свой гнев.

Нестор Иванович сел на коня. Жмурясь от слепящего зимнего солнца, долго всматривался в далекие бархатно-синие плавни. Не лучше ли бросить на милость красных свою братву, а самому махнуть через границу и где-нибудь на берегу Дуная ловить красноперых карасей, есть золотой виноград и любить какую-нибудь непокорную, злую бабу? Впервые вспыхнула в нем и тотчас же погасла тоска по детям, по мирной, обыденной работе. Из-за Днепра долетал легкий морозный ветерок, путался в длинных, сбитых на сторону волосах атамана, навевал смутные мысли.

От фаэтона, остановившегося на углу, бежали, придерживая сабли, Каретник и Клейн.

— Батько, яким витром?

Лицо Махно приняло выражение каменной суровости.

— Пропили вы свое атаманство.

— Як так?

— Да так, что у вас под боком коммунистический ревком армию распродает и меня уже со света списал.

Атаманы посадили батька в фаэтон и широкой рысью погнали на Ярмарочный майдан, в ветеринарную лечебницу, где у врача Коралева квартировал Полонский.

— Батько, это правда, що красные тебе предлагают командовать у них дивизией? — льстиво спросил по дороге Каретник.

— Красные дивизию дают, белые — звание генерал-лейтенанта. Видать, и тем и другим мой талант нужен, — ответил Нестор Иванович.

Приехали в лечебницу. Махно постучал в обитую войлоком дверь. Щелкнул английский замок, и на крыльце появилась Анна Павловна Змиева, сожительница Полонского. Из донесений контрразведки батько знал, что она должна его отравить.

Они сразу узнали друг друга. На одно мгновение Анна Павловна замерла, красивое лицо ее побледнело, губы задрожали. Она совсем растерялась, и в ее взгляде Махно прочел подтверждение всех доносов на Полонского.