Какой простор! Книга первая: Золотой шлях

— Ушли, да не все. Кое-кто остался: старики, женщины, подростки, родители и дети тех, кто ушел. — Лифшиц поднялся из-за стола, поправил на солдатской гимнастерке скрипучий ремень, оттянутый наганом. Переходя на деловой тон, добавил: — Возьми из своего полка человек двадцать коммунистов, войди с ними тайком в город и постарайся за ночь организовать население. Полагаю — там в подполье работает партийный комитет, найди его. С махновцами надо действовать по-махновски: бить их мелкими отрядами. Утром мы двумя полками начнем атаку, а вы поддержите нас, не дайте ускользнуть махновскому штабу. Возьмите с собой несколько ручных пулеметов да гранат побольше.

— А мой полк?

— Полк твой я отвожу в резерв и в случае неустойки сам буду им командовать.

Иванов надвинул на голову фуражку, взял под козырек. В сенцах столкнулся с начальником штаба и адъютантом командира дивизии. Они пропустили вперед какого-то огромного бородатого дядьку.

Иванов слышал, как адъютант обрадованно доложил Лифшицу:

— Перебежчика привели. Божится, что добрая половина махновцев не желает драться с красными… Интересуется, правда ли, что Ленин обещал махновцам амнистию.

Иванов, обогнав полк, вышедший на Чарусу, верхом доскакал до хутора Федорцы, в котором расположился штаб его полка и один из батальонов. Там он передал начальнику штаба приказ командира дивизии, сдал ему полк и, вызвав политруков рот, по их совету отобрал тридцать человек, членов партии.

Отобранные коммунисты при оружии собрались в школе. Иванов объяснил им задачу, как бы невзначай заметил:

— Махновцы мастера наступать и вовсе не гожи в обороне. Мы заставим их обороняться. Теперь, когда на Украину пришла Красная Армия, песенка Махно спета, народ не верит ему.

Коммунисты быстро собрались, оседлали коней.

Немногочисленный конный отряд за полтора часа добрался до мертвого утилизационного завода. На настойчивый стук в ворота вышел Шульга, заросший, словно леший, седым волосом. Старик обрадовался, как ребенок, и очарованно глядел на Иванова.

— Вовремя ты заявился, Сашко. Паровозники надумали тут учинить бучу.

— А ты, дед, откуда это знаешь? — спросили из темноты.

— В воздухе носится, дитятко. Чуешь, мается город, но может больше терпеть издевки, люди живут, как на Везувии.

Шульга посмотрел в сторону города. По всему окоему, облизывая небо, метались красные отблески пожаров. Шульга прислушался к глухому лаю собак, одиночным выстрелам, насторожившемуся гулу.

— Все равно как перед ледоходом.

— Не знаешь, где семья Лифшица?

— Эва, вспомнил покойников!.. Все до одного, царство им небесное, смерть приняли от башибузуков. — Старик снял шапку, широко перекрестился.

— Так, так… убьет это известие Арона. — Механик крепко сжал губы. Потом спросил: — Как же нам связаться с рабочими?

— По Змиевскому шоссе не проехать; возле бойни выставлены махновская заградиловка, два орудия и пулеметы. Подавайтесь кружным путем на Паровозный. Рабочие там и живут, на заводе, ждут, когда придут большевики. Ходят чутки, что они где-то поблизу. Вот уже пятый день батько переговоры с рабочими ведет, хочет перетянуть их на свою сторону, да они не согласны.

— Ну, а ты, старик, как живешь?

— Один, как на острову.

— Совсем, совсем отцвел… Галька где?

— Ушла в деревню моя перезрелка… А я вот жду, когда возвернутся большевики, пустят наш заводишко.

Иванов стороной, левадами, обойдя Балашовский вокзал, пробрался на завод со стороны Кирилло-Мефодиевского кладбища.

В сборочном цехе коптили керосиновые фонари, взад-вперед прохаживались возбужденные вооруженные рабочие, у ворот стояли две трехдюймовки, тут же на соломенном мате лежали четыре надраенных наждаком снаряда, дежурили артиллеристы.

Паровозники сразу узнали Иванова.

Слышно было, как по улице промчался на тачанках махновский патруль, обстрелял из пулемета какой-то проулок.

— Что вы здесь затеваете? — спросил механик.

— Вовремя вы прибыли… завтра в полночь начинаем восстание. Вместе с нами выступают железнодорожники и трамвайщики, — отрапортовал Иванову секретарь партийного комитета, знакомый ему по городскому двору, кузнец дядя Миша. — Больше нет мочи терпеть. На деревьях в университетском саду третьи сутки висят повешенные. — И, кривя губы, обметанные огневицей, крикнул: — Там и сестренка моя болтается вниз головой!.. Сам видел!

— Как у вас с оружием?

— Мало. Все больше охотничьи берданки.

— Мы вам подсобим пулеметами… Ты, что ли, командуешь этим народом?

— Командует военно-революционный комитет. Я член комитета и командир дружины… Столько вопросов, голова кругом идет. Видно, две жизни надо человеку: одну — чтобы опыт нажить, вторую — чтобы действовать без промашки.

— Так вот что, товарищ Миша. Восстание начнем не завтра, а сегодня, сейчас!

— Вот это номер!.. Да ведь мы еще не готовы. Как бы не оплошать!

— Ты меня знаешь? — спросил Иванов.

— Как не знать. Весь город вас знает.

— Посылай своих людей во все дружины, скажи: приказ выступать немедленно получен из штаба Красной Армии.

Кузнец не стал спорить, вызвал связных из всех районов города, дежуривших на заводе, и передал им устно приказ Иванова.