Каков есть мужчина

На одном из них они делают остановку. Это склон прямо над деревней, где домов меньше и начинаются луга. Седрик говорит, что эта территория принадлежит его семье уже восемьдесят лет – сюда выводили стада сразу после зимовки, пока на пастбищах повыше еще лежал снег. Le pré du printemps[60], так они называют его. Похоже, эту землю он считает самой многообещающей в плане освоения.

– Так что вы, собственно, планируете? – спрашивает его Джеймс.

– Что-то вроде прежнего, – говорит Седрик, имея в виду Chalets du Midi Apartments.

Нет, нет. Забудь об этом.

Джеймс думает о нескольких шале малых и средних размеров. Не больше восьми, расположение хорошее. И многоквартирные дома, где-нибудь посередине. Возможно, десять. Парковка в подвале. Объекты досуга и отдыха. Все по высшему классу. Масса шифера, цинка.

Он прикидывает расходы, стоя по колени в пожухлой траве.

Седрик курит.

– Что насчет планировочных норм? – спрашивает его Джеймс. – Вы знаете кого-то, кто бы мог нам с этим помочь?

Выясняется, что тетка Седрика работает помощницей мэра. Его многочисленное семейство расползлось в местной администрации точно плющ.

– Это превосходная площадка, – говорит Джеймс.

Он смотрит вниз на черепичные крыши деревенских домов: пестрые, яркие, разбросанные в беспорядке. Даже в это время, после полудня, деревня кажется пугающе тихой. Мертвый сезон. Осенью здесь ничего не происходит. Орлы с утра до вечера чертят круги над тенистыми лощинами.

И далеко-далеко поднимаются склоны, поросшие лесом, в тени.

В тиши.

Глава 4

Воскресное утро. Они прогуливаются по Транмер-роуд, мимо домов с террасами, окна которых выдаются вперед точно щеголеватые брюшки. Рядом припаркованы здоровенные черные «ауди», «БМВ»-универсалы, джипы «фольксваген». Пространство между домами и тротуаром отделено низкими кирпичными заборами, а местами – живой изгородью. Ворота, как правило, металлические, ниже пояса. А дальше – дорожка из плитки к узкой входной двери. Джеймс отмечает, что здесь модно помещать номер дома на стекле окошка над дверью, словно темные прозрачные островки в молочной глазури.

Его дом тоже снабжен чем-то подобным. Хотя и поскромнее – цифры просто нарисованы на стекле по трафарету, а не проступают на глазури негативом. Номер уже был там, когда они въехали в дом. Миранда в то время была беременна. В доме царил беспорядок. Старинный газовый камин в гостиной. Разросшийся сад. Слой пыли на всех поверхностях в доме. Раньше здесь жили чьи-то родители, потом они умерли, и дом продали. Он стоил более чем полмиллиона. Поразительно, как мало тебе доставалось за такие деньги – и так повсюду в этой продуваемой ветрами, низинной части Лондона, совсем незнакомой ему, со всеми ее тюрьмами и спортивными площадками.

И огромным пустым небом.

Они заплатили за дом наличными. Миранда заплатила. Открытые пространства, покрашенные в бледные цвета. По саду проложены дорожки, густой дерн, желтые нарциссы. Повсюду галогенные светильники с отдельными выключателями. Все это, надо признать, довольно миниатюрное. Гостиная – улицу скрывают льняные шторы – лишь два шага от стены до стены. За кухонным столом поместится не больше четырех человек. Детская комната такая маленькая, что окно занимает почти всю стену.

А в саду дрожат нарциссы, облака в небе собираются и расходятся.

И это было пять лет назад.

Время идет.

– Томми! – кричит Джеймс, когда его сын слишком забегает вперед. – Том!

Они в конце Транмер-роуд, где она сходится с Магдален-роуд, там стоит начальная школа, а дальше Уэндсвортское кладбище, протянувшееся вдоль железной дороги на Клэпем.

Том ждет его, Джеймс берет его за руку, и они переходят дорогу.

Они приходят на станцию – это ежеутренний маршрут Джеймса. Названия мест в Суррее, которыми испещрено табло, знакомы ему не хуже собственных снов. Они теперь часть его, эти названия: Нью-Молден, Сурбитон, Эшер…

Вернувшись домой вечером в пятницу, он увидел, что дети спят, а жена смотрит телевизор, какую-то телевикторину. Смех каждые несколько секунд. Он присел рядом с ней на диван, оставив вещи в узком холле. Снял туфли.

Потом они лежат в постели.

В воскресенье, однако, он был не в себе.

На прошлой неделе, когда дул сильный ветер, довольно большой кусок трубы упал с крыши и проломил чей-то новый джип «ниссан», припаркованный неподалеку. Кошмар страховщика. Всю неделю Миранда общалась по телефону со страховой компанией, без особого успеха. Даже просто починить трубу было уже проблематично. Он провел большую часть воскресенья, сгорбившись под склоном крыши, вглядываясь в мелкий шрифт на экране планшета и кипя от бешенства. Том хандрил, портил вещи. Алиса вопила где-то внизу.

Поезд проходит сквозь свет. Мимо земельных участков. Мимо стен, увитых плющом. На секунду мелькает какой-то водоспуск, сияя точно ртуть под темными деревьями. Множество путей идут параллельно друг другу, когда они приближаются к Уимблдону.

Он держит Тома за руку, сходя с ним на платформу. Люди повсюду. Местные поезда стоят в ожидании в полосах света, пока над головой плывут облака.