Кактус. Никогда не поздно зацвести

Еще недавно я изведала дно всепоглощающего отчаянья, однако утром после возвращения из Бирмингема я проснулась с неожиданной бодростью, злостью и воодушевлением. Пора брать дела под свой контроль. В суде я нанесу противникам сокрушительный удар, добьюсь продажи дома и имущества и заживу дальше, освободившись от последних оставшихся привязок к моей родне и прошлому. Чисто, быстро, хладнокровно. Я выслала свидетельские показания Маргарет, которая подписала и вернула их за два дня, и забросала имейлами поверенного Бринкворта и стряпчих моего брата из фирмы «Лосон, Ло и К°». Я приложила копии самых изобличающих страниц из медицинской карты (относительно официального диагноза матери и инвалидизирующих симптомов заболевания) и показания тетки Сильвии и Маргарет. Я известила поверенного Бринкворта, что собранная мною информация демонстрирует вопиющую профессиональную халатность с его стороны, когда он выполнил распоряжения моей матери, не заручившись подтверждением лечащего врача, что она отдает себе отчет в своих действиях. Я сказала, что о валидности теперь не может быть и речи: суд никогда не признает завещание, написанное пожилой леди с сосудистой деменцией. В имейле «Лосону, Ло и К°» я подчеркнула, что, согласно записям в медкарте, их клиент прекрасно знал о диагнозе и понимал, что больная легко поддастся давлению с его стороны; при этом Эдвард утаил информацию о заболевании матери. В свете представленных мной доказательств суд весьма недоверчиво отнесется к завещанию, где Эдварду обеспечена бóльшая доля, нежели его сестре. Я потребовала, чтобы поверенный Бринкворт и «Лосон, Ло и К°» прекратили играть в игры и признали поражение. Я была абсолютно уверена, что они так и сделают, – ведь мои доказательства развалили их аргументацию, и уже поздравляла себя с прекрасно проделанной работой. Если кто-нибудь думал, что я, покорная жертва чужой халатности или предательства, буду сидеть сложа руки, глядя, как вершится несправедливость, они жестоко просчитались.

Я настолько устала от неопределенности и безделья, что готова была позвонить Труди и спросить, нельзя ли мне вернуться к работе в обычном графике, пока не начнутся роды. Какой смысл уходить за три недели до срока – это дает мыслям слишком много свободы и позволяет забредать на опасную территорию. Но вернуться в офис было бы унизительно после диспропорциональной помпы, с которой меня провожал весь отдел.

Труди хотела организовать проводы в тайском ресторанчике напротив, но я объяснила, что сие мероприятие не доставит мне никакого удовольствия. По окончании последнего рабочего дня я намеревалась, как всегда, выйти через стеклянные распашные двери, и заподозрила неладное, лишь когда в пять часов столы в офисном зале были сдвинуты в сторону, и из своих сумок коллеги извлекли бутылки вина. Вопреки моей просьбе Труди устроила вечеринку-сюрприз. Я вежливо улыбалась, пока она трепала языком, как без меня в офисе наступит анархия, как всем будет не хватать моего своеобразного чувства юмора и как жизнь моего ребенка будет организована самым эффективным в истории образом. Поднимались тосты, вручались бесчисленные подарки, которые меня заставляли открывать при всех. Труди преподнесла молокоотсос и пачку прокладок для груди («Я все перепачкала молоком в первые недели», – заявила она, к нескрываемому отвращению Тома). Сам Том подарил детское боди с надписью «Прямиком из Комптона»[13] («Из вашей эры», – снасмешничал он). Лидия участливо подарила видеодиск, где рассказывалось, как вернуться в норму за шесть недель («У вас была такая прелестная фигурка!»). Разумеется, от меня вытребовали речь, и мне удалось выжать из себя несколько проникновенных фраз: мы столько раз провожали Труди рожать, что я уже неплохо ориентировалась в теме. Когда публичное унижение закончилось, я скрылась. Уверена, никто этого не заметил и, несмотря на уверения, не обратит внимания на мое отсутствие в ближайшие полгода. К моему раздражению, пришлось потратиться на такси до Клэпхема: я не только несла массу пакетов, украшенных изображениями детенышей разных животных, но и держала под мышкой большую коробку с моими кактусами. Я не могла доверить их кому-то из коллег, потому что они непременно все зальют, нечувствительные к факту, что эти растения адаптировались расти именно в засушливых условиях.

Я ожидала скорой капитуляции ответчиков, однако дни шли, и мой азарт несколько поостыл. В первое утро отпуска я получила два давно и с нетерпением ожидаемых имейла. Я села в кресло с ноутбуком, поставив отекшие ступни на дубовый ларец, и открыла первый – от «Лосона, Ло и К°»: