Кактус. Никогда не поздно зацвести

Я подала в суд с намерением восстановить справедливость, объективность, чтобы вернуть себе то, что, как я верила, отдала бы мне мать. Теперь я понимала – дело вовсе не в этом. Я хотела доказать себе, что в глазах моей матери мы с Эдвардом были равны. Я хотела услышать, как судья внятно скажет в присутствии всех собравшихся, что будь она в здравом уме, ни за что бы не отдала предпочтения моему брату. Конечно, я всегда знала – она больше любит Эдварда, наглядных доказательств этому было предостаточно, однако самосохранение порой заставляет нас отводить глаза. Мать волновалась, что Эдвард унаследовал слабость характера нашего отца, что без ее бдительного присмотра мальчик скатится в алкоголизм или наркоманию. Она говорила – ее долг защитить сына. Интересно, знай она, что во мне тоже отцовские гены, стала бы волноваться и обо мне тоже? Сомневаюсь. Она считала меня совершенно свободной от любой эмоциональной хрупкости и нестабильности, а приглядеться повнимательнее ни разу не удосужилась. Мне кажется, она скрыла, что меня удочерили, из страха, что я предоставлю Эдварда его судьбе, узнав, что он мне не брат. Бесконечный обман был ее отчаянной попыткой обеспечить присмотр обожаемому сыночку и после ее смерти. Я думала, что наше с Эдвардом разительное несходство проистекает от разных реакций на пьянство моего отца. Уверена, психолог-дилетант увидел бы в этом корень моей не по годам суровой серьезности, желания контролировать свою жизнь и беспощадно судить себя и других. А Эдвард якобы по той же причине вырос импульсивным, безответственным и несамостоятельным. Возможно, такой анализ точнее, чем я готова признать, но я не уверена, что это единственная разница между нами. Мне кажется, детство Эдварда отличалось от моего тем, что моего брата любили, а меня – нет.

Впрочем, довольно. Я приняла решение. Открыв ноутбук, я напечатала два имейла – один поверенному Бринкворту, другой представителям Эдварда – с предложением встретиться на нейтральной территории, и как можно быстрее, ввиду приближающихся родов. Затем я сходила в душ, вымыла голову, оделась и, переваливаясь, пошла купить молока и хлеба. Вернувшись, я загрузила посудомойку и запустила стиральную машину, после чего принялась наводить в квартире порядок. Наконец я достала из шкафа под лестницей картонную коробку, вытряхнула из нее содержимое и опустила туда ларец с прахом. Скомкав старые газеты, я плотно набила их в щели между ларцом и стенками, а снаружи обмотала коробку, наверное, целым рулоном широкого скотча. Сверху я жирным черным маркером написала имя Эдварда и адрес нашего дома. Через интернет я сделала заказ в курьерской фирме, чтобы посылку забрали и доставили адресату. Мне не подобает хранить у себя этот прах. Мать предпочла бы, чтобы ее пепел был у любимого сыночка. Печально, но не смертельно. Больше дубовый ларец не послужит мне ножным табуретом.