Кактус. Никогда не поздно зацвести

«Настоящим действуя в соответствии с распоряжениями вашего брата относительно вашего имейла и приложенных документов, отвечаем, что наш клиент добровольно признает, что с самого начала был прекрасно осведомлен о диагнозе матери, о котором она просила не рассказывать никому, в том числе родственникам. Мы связались с мистером Шафиком, врачом-консультантом покойной миссис Грин, и он согласился подтвердить на суде, что, хотя ее заболевание до некоторой степени вносило неудобства в повседневное существование, оно не подрывало способности покойной сознавать размеры своего имущества, смысл составления завещания и проистекающие из него правопритязания. Показания мистера Шафика придают необходимый контекст выдержкам из медицинской карты и опровергают ваше утверждение об отсутствии у миссис Грин дееспособности. Извещаем также, что мы находимся в процессе оформления показаний свидетеля преп. Джереми Уизерса, который связался с нашим клиентом и сообщил, что вы не являетесь биологической дочерью миссис Грин. Обращаю ваше внимание на то, что вы не упомянули этот факт, хотя он крайне важен для объяснения причин составления покойной такого завещания. Помимо заявления о вашем условном родстве с миссис Грин, преп. Уизерс засвидетельствует тот факт, что она беспокоилась, как наш клиент переживет ее кончину, учитывая их тесную связь: это еще одна причина для составления такого завещания. С учетом всех обстоятельств мы сообщили нашему клиенту, что его позиция весьма прочна и он сможет аргументированно опровергнуть утверждения, изложенные в вашем иске».

Второй имейл был от поверенного Бринкворта.

«Тот факт, что в медицинской карте вашей матери записана сосудистая деменция, ничем не подрывает мои действия: закон не вменяет мне в обязанность консультироваться с медиками перед составлением завещания, ибо ничто в поведении вашей матери не указывало на то, что она не отдавала себе отчет в своих действиях. Солиситоры вашего брата сообщили мне о вновь вскрывшихся фактах, с учетом которых ваш иск явно не может быть удовлетворен в суде. Я оказался между двух огней в вашем споре о том, каково было подлинное желание вашей матери, поэтому я в последний раз предлагаю и настаиваю, чтобы вы пошли на компромисс и положили конец судебному разбирательству, начатому на заведомо ложной основе».

Я перечитала имейлы, чувствуя себя так, будто я составила в скрабле слово из семи букв, а мой оппонент этого сделать не смог, но утроил свои очки за счет общей буквы. Я не ожидала, что личный врач моей матери станет преуменьшать влияние симптомов заболевания и подтвердит ее дееспособность, и даже не представляла, что мое удочерение, о котором известно только викарию, тетке Сильвии, дяде Фрэнку и мне, всплывет во время процесса. Представляю, что чувствовал Эдвард, узнав об этом: наверное, смеялся от радости и потирал ручонки. Уверена, он считает себя реабилитированным, и не только в афере с завещанием, но и в отношении всех подлостей в мой адрес. Чертов викарий! Неужели он считает свой поступок этичным? Или же он рассказал об этом Эдварду просто из желания заварить кашу? В любом случае мой иск уничтожен на корню. Я вспомнила слова Бриджит: «иррациональное распоряжение наследством может являться основанием для оспаривания дееспособности наследодателя». Тот факт, что у матери не было явных причин отдавать предпочтение Эдварду, поселил бы сомнение в умах членов суда, но теперь очевидная причина нашлась. Мне впервые пришло в голову, что желание матери оставить Эдварда в семейном гнезде не было проявлением иррациональности, вызванной деменцией. Она сознательно предпочла его мне… В тот день я даже не стала одеваться – лежала на диване и смотрела глупейшие телевизионные программы, переключая каналы в попытке найти то, что хоть немного притупит чувства. Мое дыхание было частым и неглубоким, сердце учащенно билось. Я поняла, что, направив всю энергию на то, чтобы выиграть дело в суде, отвлекала себя от иных, более неприятных мыслей, и сейчас они наплывали одна за другой.

«Познаете тогда истину, и истина сделает вас свободными», – сказал мне вслед викарий цитату из Евангелия от Иоанна, когда я чуть не бегом выбежала из ризницы. Позволю себе не согласиться с достоуважаемым святым. Теперь я знаю истину. Я знаю, что я – постыдная оплошность, результат мимолетной, ничего не значащей связи между людьми, не питавшими друг к другу нежных чувств. Я знаю, что так мало была нужна своей биологической матери, что она с готовностью меня отдала, а для женщины, которую я считала своей матерью, я была не более чем утешительным призом, запасным вариантом на тот случай, если у нее не будет своих детей. Знаю, что все детство, всю мою жизнь меня морочили, дурачили и водили за нос мои родственники. Освободило ли меня это знание? Как сказать. Я чувствовала себя в темнице этой истины, навсегда определенная ею в одном качестве. Я никогда не была тем, кем себя считала. Я не протагонист моей истории, а всего лишь эпизод в чужом рассказе.