– Да ничего особенного. Она вовсе не показалась мне унылой – может, немного рассеянной, но после двух инсультов-то чего ты хочешь… Вполне естественная вещь. Мы пообедали, выпили чаю, и я отправилась в город. Знаешь, я объехала все до единого магазины, но как ты думаешь, нашла я головной обруч с перышками цвета шартрез?[4]
Ни за какие деньги!– Да, но как же получилось с завещанием?
– А, ну когда мы дообедали, пришел Роб. Удивительно высокий парень, правда? Я всегда питала слабость к высоким мужчинам. Эд сказал твоей матери, что явился Роб, а она и растерялась, словно в недоумение пришла. Тогда Эд подсказал: «Помнишь, нужно два человека?» А Патриция: «Ах, да, верно. Где оно?» Эд вышел из комнаты и спустя минуту вернулся с большим коричневым конвертом, а потом сказал, что у него срочные дела, а тут мы и сами справимся. Больше я его не видела до самых похорон. Твоя мама сказала, чтобы мы с Робом удостоверили ее подпись; она вынула из конверта документ и написала свое имя. Ниже я расписалась, и Роб тоже расписался, а потом мы пили чай, и я объяснила Робу про садовый павильон и утопленный садик, и тогда-то он и вручил мне свою визитную карточку. Такой обходительный!
– Мама что-нибудь говорила об условиях завещания?
– Какой цвет вы сегодня предпочитаете, миссис Мейсон? – вмешалась «психиатрическая медсестра». – Вчера к нам поступили изумительные новые лаки. Мне кажется, вы придете в восторг.
И она поставила перед теткой штатив с разноцветными пузырьками.
– О-о-о, как в кондитерской, скажи, Сьюзен? Не знаю, какой и выбрать. Меня будто спросили, хочу я рахат-лукум, засахаренный миндаль или конфеты с фиалковым кремом, а я же все люблю. Хочу «Фламинго»! А может, лучше «Арбуз»? Что ты думаешь, Сьюзен? Мне самой нипочем не выбрать. Мои девочки всегда говорят: «Мама, это потому, что ты так позитивно ко всему относишься!» Позитивная до невозможности, вот я какая!
– Не знаю, у меня нет мнения по этому вопросу. Может быть, вам просто закрыть глаза и указать на пузырек?
– Как ты хорошо придумала! Словно игра! Доверимся судьбе. – Тетка зажмурилась и ткнула пальцем в штатив. Лицо у нее вытянулось при виде естественного розового оттенка, который выбрала за нее судьба. – Нет, я все же предпочту «Фламинго». Доверяй первому побуждению, я всегда так говорила. – Она вытянула из штатива кислотно-яркий пузырек.
– Великолепный оттенок. У вас идеальное чувство цвета, миссис Мейсон, – похвалила психиатрическая медсестра, будто тетка сама изготовила этот лак.
– Вернемся все же к завещанию, – напомнила я. – Мама говорила что-нибудь о его условиях?
– Так, что же она там мне говорила-то? Она все думала о том, как и что будет после ее смерти, и хотела, чтобы между тобой и Эдом все было честно и справедливо. Ну чтобы обошлось без споров. Она же знала, что вы разные, как день и ночь. Вроде она с кем-то советовалась – не помню, с кем. Может, с викарием, он у нее часто бывал, я на него несколько раз натыкалась, когда приезжала. Приятный, но слишком женственный, если ты понимаешь, о чем я. Таких сразу видно, правда? Представь, он совершенно не обратил на меня внимания!
– А мать говорила, что собирается отписать Эдварду пожизненное право на дом?
– Что пожизненное, детка?
– Право. То есть чтобы он жил в доме столько, сколько пожелает.
– Об этом я ничего не знаю. Патриция о таком не говорила, а может, и говорила, но я не слушала. Тебе, наверное, кажется, что тебя обошли в завещании?
– Мне не кажется, и я в бешенстве. Нет никаких причин, отчего маме так поступать. Эдвард явно обманул ее или запугал. Я затребую ее медицинскую карту и опрошу всех знакомых. Я докажу в суде, что мама уже не была в здравом рассудке и легко поддавалась чужому влиянию, иначе она не решилась бы на такую заведомую несправедливость.
Тетка Сильвия оторвалась от своих кричаще-ярких ногтей и поглядела мне прямо в глаза. Впервые за утро ее лицо стало серьезным.
– Сьюзен, а может, лучше принять ее последнюю волю? У вашей матери наверняка были свои резоны. Кто знает, что творится в голове другого человека? К чему копаться в ее личных соображениях? Порой лучше играть теми картами, которые раздает жизнь, и извлечь из них максимум, я это по опыту знаю. К чему себя попусту растравлять, да и других тоже…
– Готово, миссис Мейсон, – сказала «психиатрическая медсестра», откладывая инструменты. – Вам нравится?
– О-о, еще как! У меня теперь руки кинозвезды! – восхитилась тетка, шевеля пальцами.
Когда мы вернулись к шезлонгам, кузины пожаловались, что им скучно: прошло полчаса после начала первой процедуры – обертывания тела для интенсивного похудания (этим женщинам явно не приходит в голову просто заняться спортом или поменьше есть), и ни одна не додумалась захватить с собой книжку почитать – если они вообще умеют читать. Ради смены обстановки Венди и Кристина предложили всем перейти к горячей ванне.
– Я, пожалуй, пропущу, девочки, – отказалась моя тетка, вытянувшись на шезлонге и закрыв глаза. – Мне только что маникюр сделали, нужно отдохнуть.