Калечина-Малечина

Вскоре главарь смотрящих просто подошёл к Кате и сказал, что они поймают её и заставят проделывать то же самое, что и показывающая, только не за вознаграждение. Катя страшно возмутилась и обиделась, что показывающая нажаловалась на неё. С этого дня Катя провалилась в липкий и мерзкий страх. Перестала отпрашиваться одна в туалет и ходила туда совсем редко, почти не спала по ночам и заставляла себя постоянно болтаться в лагерной взвеси людей, чтобы не попасться в руки смотрящих.

Катя слышала, что сначала лагеря придумали для наказания людей, выросших и невыросших. А потом всё перепуталось в головах, и хорошее стали считать плохим, а плохое — очень хорошим. Наказание, например, называли трудом или даже отдыхом.

Живот ныл и ёрзал в теле почти постоянно. Катю тошнило. Комната с заливными пятнами находилась в 1300 километрах от неё.

— Не придумывай! — это мама отвечала Кате, когда та по телефону просила забрать её из лагеря. — Ты просто не знаешь, как тяжело папа добывал эту путёвку. Ешь фрукты, купайся, дружи с ребятами!

В лагере случилось только одно хорошее событие — Катя встретила Ольгу Митиевну. Эта выросшая рассказывала невыросшим про историю искусств. Все занятия в лагере проходили в огромном шалаше-беседке. Посещение всех их было обязательным, кроме истории искусств. Пению учила крупная мускулистая выросшая с мощным аккордеоном. Танцы преподавала коротконогая выросшая, которая, мокрея от жары и усердия, перекривала долбящую уши музыку: «Повторяй за мной! За мной! За мной!»

Ольга Митиевна носила джинсы, широкую рубашку, сшитую будто из цветочного поля, длинные и прямые русые волосы. На шею она вешала всегда разные ожерелья из старых монет. Один невыросший из Катиного отряда с вечными подтёками грязи вокруг рта говорил мечтающе: «Дорогие, небось!» Из-за монет приближение Ольги Митиевны слышалось до её появления. Она не красила лицо и не надевала каблуки, как другие лагерные выросшие женского рода.

На первом занятии Катя по привычке сразу выключилась, чтобы пропустить потоп новых ненужных знаний. В лагере, к счастью, обходились без оценок и дневников. По чуть-чуть, маленькими крючочками смыслов, позвякиванием слов, поблёскиванием звуков, уголками сюжетов Катино сознание захватили рассказы Ольги Митиевны. Впервые в жизни Кате стало интересно слушать. Никогда раньше урок не протекал так быстро и ласково. Ольга Митиевна говорила о наскальных рисунках, комиксах, древних греках, славянской вязи, первом на свете записанном тексте, Ёжике в тумане и всяких других вещах. Некоторые невыросшие равнодушно слушали её, а другие — раскрыв рот, как Катя. Ольга Митиевна говорила о муми-троллях, Тараканище, Гулливере, Гарри Поттере, Маугли. Больше всего Катя полюбила Гулливера за его свободный образ жизни. Она решила, что, когда станет выросшей, тоже поедет путешествовать куда угодно.

Ольга Митиевна училась в гулливерском городе на писателя. В лагерь она привезла свою дочку — на два года младше Кати. Дочка легко и безболезненно носила имя Саломея и сидела на занятиях, тихо рисуя в стороне. «Мать-одиночка», — это произнес один лысеющий выросший из вожатых, когда увидел Ольгу Митиевну с дочкой в столовой. Катя не поняла, что именно это значило для лысеющего — хорошо или плохо, но для себя решила, что это отлично — так как это означало, что у Ольги Митиевны нет мужа, а у Саломеи — отца. Значит, дома тихо, чисто, не страшно и компьютер без пароля. Телевизора, как удивила учительница всех на первом занятии, у них не было. Это означало, что без папиной зарплаты Ольга Митиевна с Саломеей совсем бедные, но свобода, решила Катя, важнее.

Ольга Митиевна на второй встрече задала необязательное сочинение на любую тему. Катя с трудом обычно выполняла необходимые школьные задания и никогда бы не стала делать ничего необязательного. Но тут она решила выделиться из толпы загоревших однолагерников и очень понравиться Ольге Митиевне. За банку колы и два куска затвердевшего серого хлеба Катя выручила три разлинованных листа А4 и написала про свой потолок с заливными пятнами. Ольга Митиевна полюбила текст и прочла его всем пришедшим невыросшим. Никогда ещё Катина работа не была так высоко оценена. К третьему занятию появился текст про змею из городской трубы, а к четвёртому — рассказ о застревании в лифте и лицах людей с дырами из-за солнца. Бумагу для писания теперь давала сама Ольга Митиевна. Сочинения нравились ей всё сильнее и сильнее. Катя переменилась, сделалась выше ростом, спокойней для самой себя, в животе перестал крутиться барабан от стиральной машины, попятились все старые и новые страхи (Катя даже сходила одна в туалет ночью). Она легко стала выдерживать отупляющие линейки, хоровое пение под аккордеон и бессмысленное дрыганье под музыку. Она даже забыла про смотрящих. Лагерь растерял свою непереносимость.