Калейдоскоп

– Ты не подумай, что я умышленно кого-то прикончил. Все получилось случайно. Однажды в пьяной драке я ударил соперника, и тот, упав, ударился головой о камень и скончался на месте еще до приезда скорой. Тогда меня судили и дали условный срок за убийство по неосторожности. Конечно, какое-то время я провел в СИЗО, но это ведь не то же самое, что отсидеть полный срок в тюрьме, и вина за содеянное гложет меня и по сию пору. Прошло уже много лет, и, если честно, я с трудом могу вспомнить его лицо, потому как видел того парня в первый и последний раз. А вот ситуацию до сих пор помню в мельчайших подробностях: как уворачиваюсь от его левого бокового и пробиваю апперкот, как он падает, как раздается хруст затылочной кости, как под его головой растекается лужа крови… Я бросаюсь к нему и пытаюсь поднять, но его тело уже обмякло и превратилось в тряпичную куклу. Казалось бы, всего мгновение назад передо мной стоял живой человек, думал, разговаривал, строил планы на будущее… в челюсть мне пару раз нехило так заехал и, возможно, заехал бы еще! А через секунду – уже просто кусок мяса, где от прежней личности нет ничего. А вдруг именно он мог стать тем медиком, который создал бы лекарство от рака, и моя жена сумела бы вылечиться? А может, именно он смог бы в нужный момент помочь сыну? В последнее время я думал об этом так часто, что эти мысли порой сводили меня с ума. После смерти близких воспоминания нахлынули с удвоенной силой, и я пришел к выводу, что все в моей жизни пошло наперекосяк именно тогда. Получается, я давно уже заслужил кару небесную, но никогда не мог и помыслить, что покарают меня так изощренно, что Бог не тронет меня, а заберет всех тех, кто мне дорог!

– Я так не думаю, – повторил Волкогонов уже с другой интонацией. Он не знал, что сказать человеку, за плечами которого такая тяжелая история. – Не думаю, что Господь послал тебе испытания из-за убитого тобой человека.

– Хочешь сказать, что у Него изначально был такой план?

– План? – Проводник нервно усмехнулся, задумываясь над собственной судьбой. – Мы не в силах узнать и осмыслить Его план. Я искренне верю: все, что с нами происходит, дается нам для нашего же блага, хотя сами мы порой принимаем это за зло. А ведь Бог не оперирует такими человеческими категориями, как добро и зло, это исключительно наша прерогатива. Для Бога все благо – и смерть, и рождение, и испытания, и преступления, и болезни, и чудеса.

– Ты говоришь как проповедник, – усмехнулся старик, его усталое лицо прорезали морщины, и Волкогонову стало казаться, что машинисту вдвое больше лет, чем на самом деле. – Но тебе не понять того, о чем я толкую… – Костров уставился в землю, не желая продолжать разговор, чувствуя, что проводник на какой-то своей, другой волне.

– Я давно работаю проводником на «Вятке», – возразил Николай, – и слышал куда более душещипательные истории, но главное в них всегда только одно: человек сам выбирает себе наказание, сам служит себе судьей и сам идет на плаху, возведенную собственноручно. «Вятка» дает ему выбор, ну а что конкретно выбрать – решает клиент.

– Всегда резало слух, когда вы называли людей клиентами, – вдруг вспомнил Костров, – а теперь вот я и сам стал клиентом.

– Так проще. – Проводник почесал затылок и бросил взгляд на старика. – Иногда к человеку прикипаешь сердцем, начинаешь переживать за него. Нередко это все заканчивается исчезновением проводника, дорогой в один конец. Тебе ли не знать, сколько хороших парней бесследно пропало на Территории за эти годы? Но если думать о каждом как о хорошем парне – свихнешься. Клиент, «турист» – такие нейтральные, обезличенные термины позволяют дистанцироваться и сохранить рассудок, если на маршруте случится самое плохое.

– Ты знаешь, я тут подумал, что пора прекращать все эти перевозки. – Во взгляде Кострова появилась решимость, которая никак не вязалась с его обликом. – Пора лишить людей возможности мучиться. «Вятка» – это слишком дорогое лекарство. Порой мне кажется, что люди оставляют здесь свою душу.

– А что насчет нас? – напомнил ему Волкогонов. – Мы ведь не можем покинуть это место. Хотя, допускаю, и существует какой-то способ выбраться отсюда всем вместе. Однако он не известен ни мне, ни другим проводникам, ни тебе, Иваныч.

– Ты ведь все равно никогда отсюда не уедешь, Николаша, – укоризненно потряс указательным пальцем машинист. – Прикипел ты к «Вятке», не можешь без нее жить, будто пуповиной связан, и сто́ит только ее перерезать – сгинешь.

– Ты ведь знаешь, что я остался не для того, чтобы сбежать, – пожал плечами Волкогонов. Перед глазами встала давнишняя картина: его коллеги прощаются с ним на перроне, так и не найдя в окрестностях станции Бекетово ничего, что заинтересовало бы научный институт. Они прощаются – а он остается.

– Ты так и не понял, что это была за вспышка, не так ли? – Костров будто ткнул пальцем в самое больное место, проводник даже невольно вздрогнул и поморщился.