Калейдоскоп

И вот, в тот памятный день, сижу я на лужайке, настроение хуже некуда, чертеж лежит на траве передо мной. Я с ним не расставался, всюду носил с собой и смотрел на него, все надеялся, что меня вдруг осенит. Вы знаете, иногда так бывает…

Юрий кивнул. Старик продолжил:

– Ну и вот, значит, сижу и вижу: идет человек. Из этих самых, ходоков. Вы знаете, кто такие ходоки?

– Конечно, – ответил Согдеев.

– Ну так вот… Идет он развинченной походочкой, одетый в непонятные лохмотья, и с таким видом, словно в жизни никаких забот не знал. Подошёл, остановился за спиной у меня, поглядел на чертёж и спрашивает, чем это я занят. "Конвертер физического преобразования человеческого организма", – говорю. Он нагнулся и взял чертёж. Я ещё подумал, ну пусть посмотрит, все равно он в этом ничего не смыслит. Да и чертёж-то никчёмный был.

А он поглядел на него, покрутил в руках, чего-то похмыкал, а потом возвращает мне и показывает пальцем: «Вот, – говорит, – где загвоздка». Повернулся – и ходу. А я сижу и гляжу ему вслед, не то, чтобы окликнуть его – слова вымолвить не могу, так он меня огорошил. Но ещё больше я был в шоке, когда выяснилось, что его подсказка оказалась единственно верной. Проект, конечно же, завершился успешно – физиоконвертер заработал.

Старик сидел очень прямо в сбившейся набок вязаной шапке, уставившись взглядом в стену. За окном гулкий ветер ухал под водосливом. Казалось, в ярко освещенную комнату вторглись призраки, хотя Согдеев твердо знал, что их нет.

– А вы нашли его после? – спросил он.

Старик покачал головой:

– Нет, он исчез, как утренний туман. И больше ни разу не встретился.

В комнату вошёл Дядюшка, и поставил на столик небольшой поднос с запотевшей рюмкой, и небольшим бутербродом на блюдце. Обратился к гостю:

– Ваша водка, уважаемый. угощайтесь.

Развернулся, сделал пару шагов к двери, и остановившись, добавил:

– Я ещё вернусь, покажу вам вашу спальню.

– Не беспокойтесь, – ответил Согдеев, – Объясните, как найти, я справлюсь.

– Как хотите. Это вторая дверь по коридору. Я включу боковой свет, и оставлю дверь открытой.

Раскин и гость сидели молча, слушая, как удаляются шаги механора.

Старик глянул на стоявший рядом поднос, и вздохнул:

– Эх, не попросил я Бэмса ещё и мне рюмочку принести.

– Да берите мою, – отозвался Юрий, – Я обойдусь.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Берите.

Раскин взял рюмку, сделал глоток:

– Вот это другое дело, а то от чая уже тошнит. Дядюшка чересчур заботлив о моём здоровье.

Глава 4

Глава 4

Что-то в этом доме докучливо раздражало гостя… Натужно поскрипывали деревянные стены, а ты здесь случайный визитёр, и от этого становится зябко, и неуютно.

Присев на край постели, Юрий расшнуровал ботинки и аккуратно поставил их на ковер.

Механор, который служит уже четвертому поколению и говорит о давно умерших людях так, будто вчера подавал им чай… Старик, мысли которого заняты экспедицией сына во мраке глубокого космоса… Его другой сын, который живёт в этом доме и мечтает о другой расе – расе енотов, способной идти по извилистым дорогам судьбы лапа об руку с человеком…

И над всем этим вроде бы и неосязаемая, но в то же время явственная тень их предка, Дмитирия Раскина – человека, который предал друга… Талантливого хирурга, который из-за болезни не выполнил своего долга.

Серемар, философ из подземелья, умер накануне великого открытия, потому что Раскин не мог оставить этот дом, потому что психоневроз приковал его к собственному клочку земли в несколько квадратных километров.

В одних носках Согдеев прошел к столу, на который Дядюшка положил его рюкзак. Расстегнул ремни, поднял клапан. достал кожаный портфель. Вернулся к кровати, сел, вынул из портфеля стопу бумаг и стал перебирать их.

Анкеты, сотни анкет… Запечатленная на бумаге повесть о жизни сотен людей. Вплоть до мелких подробностей. Не только то, что они сами ему рассказали, не только ответы на его вопросы – десятки других личных штрихов, все, что он подметил за день или час, наблюдая, более того, общаясь с ними как свой.

Да, скрытные обитатели этих горных дебрей принимают его как своего. А без этого ничего не добьешься. Принимают как своего, потому что он приходит к ним из лесу пешком, усталый, исцарапанный колючками, с рюкзаком на спине. Никаких новомодных штучек, которые могли бы насторожить их, вызвать отчуждение. Он признавал, что это довольно утомительный способ проводить перепись, но ведь иначе не выполнишь того, что так нужно, так необходимо Мировому Совету.

Потом где-то, кто-то, исследуя вот такие листки, которые он разложил на кровати, найдет искомое, отыщет приметы жизни, отклонившейся от общепринятых человеческих канонов Какую-нибудь особенность в поведении, по которой сразу отличишь жизнь другого порядка.