– И в самом деле, почему бы не попробовать? – рассуждал он, – У енота есть индивидуальность. Это сразу чувствуется, какого ни возьми. Что ни зверёк, то свой нрав, свой темперамент. И все умные, пусть в разной степени. А больше ничего и не требуется: толика разума, и осмысливающая себя индивидуальность.
– А почему именно они? – перебил его гость.
Борис улыбнулся:
– Я ещё в детстве, наблюдая за ними, обратил внимание на подвижность кистей и хватательных способностей у этих животных. А уже когда учился, то выяснил, что мелкая моторика рук способствует развитию речи у маленьких детей. И это совпадение запало мне в голову. И к тому же, природа с самого начала поставила их в невыгодные условия, создала им две помехи: они не могли говорить и не могли ходить прямо, а значит, не было возможности развиться рукам. Если бы отнять у нас речь и руки и отдать им, мы могли стать енотами, а еноты – людьми.
– Очень любопытный взгляд. Для меня это совсем ново, я как-то никогда не представлял себе ваших подопечных мыслящими созданиями, – сказал Согдеев.
– Ну ещё бы! – В голосе Раскина проявился оттенок горечи, – Иначе и быть не могло. Вы смотрели на них так же, как большинство людей до сих пор смотрят. Умные зверёныши, забавные шалуны, которые теперь еще и могут разговаривать. Но разве этим дело исчерпывается? Вовсе нет, Юра, клянусь вам. До сих пор человек шел путями разума один-одинешенек, обособленный от всего живого. Так представьте себе, насколько дальше мы могли бы продвинуться и насколько быстрее, будь на свете два сотрудничающих между собой мыслящих, разумных вида. Ведь они мыслили бы по-разному! И сверялись бы друг с другом. Один спасует – другой додумается. Как говорят: один ум хорошо, а два лучше!
Борис помолчал некоторое время, разглядывая пространство кабинета, и продолжил:
– Можете хотя бы представить такое? Совершенно иной разум, в разы отличающийся от человеческого, но идущий рядом? Разум, способный заметить и осознать вещи, недоступные человеческому уму, и, если позволите мне помечтать ещё – способный создать философские системы, каких не смог создать человек.
Он вытянул руки в сторону камина, разжав кулаки:
– Еноты не могли говорить, у них отсутствовал речевой аппарат. Но я смог им это дать. Трудностей было очень много, ведь их морфология не приспособлена для внятной речи. И хирургия сделала своё дело, – не с первого раза, конечно, – путём разных средств и методов. Затем последовательное скрещивание удачных результатов. Теперь, надеюсь... Сейчас, конечно, окончательно утверждать что-либо рано, но...
Согдеев охрипшим голосом обратился к нему:
– Вы хотите сказать, что перемены, которые вы внесли через хирургию, предаются по наследству? Изменения закрепились?
Раскин покачал головой:
– Я же говорю, пока ещё рано что-то утверждать окончательно. Но, годов так через двадцать, или тридцать, я, пожалуй, смогу ответить вам определённее. Хотите ещё чаю?
– Пожалуй, да.
– Вы не стесняйтесь, Юрий, наливайте сами, если захотите. Я хозяин ещё тот...
Налив себе и гостю полные чашки, Борис продолжил:
– Мне повезло. У меня был хороший материал. Еноты – сметливый народец. Они умнее, чем мы думаем. Если этот зверёк проживает в одном доме с человеком, то начинает различать около полсотни слов, иногда больше, вплоть до сотни. После моих экспериментов они стали понимать около двухсот. И произносить их! Вот уже и вполне обиходная лексика. Вы обратили внимание на речь Босяка? Самые простые, необходимые слова.
Юрий кивнул:
– Да, верно. Простые и короткие. Он сам сказал мне, – с улыбкой произнёс Согдеев, – Что многое ещё не может выговорить. Прямо так и заявил!
– В общем, работы - непочатый край, — продолжал Раскин, – Главное ещё впереди. И этого довольно много. Взять хотя бы чтение. Енот видит совсем не так, как мы с вами. Я экспериментировал с линзами, они корректируют их зрение, так что оно почти приближается к нашему. Но – почти. Если это не поможет – есть другие способы. Нужно ещё и подстраиваться под их восприятие – необходимо придумать специальные книги. Научимся печатать такие, чтобы еноты могли их читать.
– А они сами, что об этом думают?
– Еноты? – уточнил Раскин, – Можете не поверить, Юра, но они в восторге! И дай им бог… – добавил он, уставившись на тлеющие поленья.
Глава 3
Глава 3
Ступая вслед за механором, Юрий поднялся на второй этаж, где размещались гостевые спальни, и проходя по коридору, услышал надтреснутый старческий голос:
– Это вы?
Согдеев растерянно остановился.
– Это старый хозяин, его зовут Трофим Дмитриевич, – еле слышно прошептал Дядюшка, – Видать, не спится.
– Да, я! – отозвался Юрий.
– Не сильно утомились? – спросил голос.
– Да не, нормально.
– Тогда идите ко мне, поболтаем, – пригласил старик.
Трофим Раскин сидел посредине широкой кровати в разноцветной вязаной шапке. Перехватил удивлённый взгляд гостя:
– Да уж лысый совсем... Зябну без шапки.
И тут же прикрикнул на механора:
– А ты чего замер, как истукан? Принеси-ка, гостю водочки. Да закусить.
– Будет выполнено, хозяин, – ответил Дядюшка, и удалился.