Калейдоскоп

Мужчина двинулся за ним вслед.

Трофим Раскин сидел в раскладном шезлонге на лужайке, и рассматривал потемневшие от вечернего сумрака холмы:

«Завтра мне будет восемьдесят шесть, – думал он, – Целых восемьдесят шесть… Огромная гора лет. Слишком много для одного. Особо, когда он уже и ходить толком не может, да и не видит почти ничего. Эмма испечет какой-нибудь дурацкий торт с кучей свечек, механоры преподнесут мне подарок, а Борисовы еноты тоже прискачут поздравить меня и повилять хвостами. Конечно же, поздравят во видеосвязи – но, думаю, не так уж и многие. А я как дурак, буду пыхтеть и трындеть без конца всем одно и то же, что доживу до ста лет, и все от этого будут хихикать тихонько и говорить: «Ну, разошёлся, пень старый».

Восемьдесят шесть, да… Было у меня в жизни две заветных мечты, одну удалось осуществить, а другую – нет».

Из-за верхушек сосен, надтреснуто каркая, вылетела чёрная ворона, скользнула вниз, в долину, и пропала в тени. На реке далеко-далеко крякали дикие утки.

Скоро проявятся звёзды. Сейчас стало рано темнеть. Старый Раскин любил смотреть на них. Звезды!.. Он довольно погладил ладонями подлокотники шезлонга. На них приятнее смотреть, чем на тусклое мерцание всполохов Каверны. Видит бог, пересмотрел лишнего. Навязчивая идея? Может, и так. Но это и средство стереть давнишнее пятно, этакий щит, который оградит их семью от глупых говорунов, называющих себя историками. Историки – фи! А Борис молодец. Эти его еноты…

Послышались чьи-то шаги за спиной.

– Ваш чай, хозяин, – прозвучал голос Дядюшки.

Трофим поднял взгляд на механора, взял с подноса чашку:

– Спасибо тебе Бэмс, заботишься о старике. Скажи-ка мне, Дядюшка, сколько лет ты у нас разносишь на подносе чай?

Механор, не задумываясь, ответил ровным голосом:

– Вашему отцу, Дмитрию Николаевичу приносил. А до этого его отцу, Николаю Глебовичу…

– Новости какие-нибудь есть? – перебил его Трофим.

Механор покачал головой:

– Совсем никаких новостей.

Раскин отпил небольшой глоток:

– Значит, корабль уже очень далеко за Нептуном. Наверное, половину пути уже прошли. И на хрена ему этот космос? Вон, В Каверне ещё дел сколько, а они в полёт подались… Далеко уже ушли. Мне бы дожить…

– Обязательно доживёте, хозяин. Печёнкой чую.

– Да откуда у тебя печёнка-то взялась? – насмешливо спросил Трофим.

Он мелкими глотками пил горячий янтарный напиток, ощущая, что чай недостаточно крепок. Эх, сигарету бы ещё! И Дядюшка не принесёт, но на него и злиться смысла нету, всё этот врач, чтоб его!

– Кто это там идёт? – вдруг спросил он, указывая пальцем на холм.

Бэмс повернулся, глянул:

– Мне кажется, Босяк какого-то гостя сюда ведёт.

– Вот и хорошо. Давай, кати меня назад, в дом. Эмма ужин приготовила, вот все вместе и покушаем.

Глава 2

Глава 2

Еноты в один голос дружно пожелали «всем спокойной ночи!», и ушли. Борис Раскин улыбался, провожая их взглядом.

– Весёлый, добрый отряд, – сказал он и продолжил, обращаясь к Согдееву: – Представляю себе, как Босяк напугал вас с утра пораньше.

Юрий кивнул:

– Верно. Так и есть – напугал. Но я как-то быстро вспомнил, что читал про вашу работу. Конечно, это не совсем по моей части, но о ваших экспериментах написано немало популярных статей, язык там вполне доступный.

– Не по вашей части? – удивился Раскин, – Но ведь…

Гость рассмеялся:

– Да я понимаю: переписчик… Счётчик, так сказать. Тут никуда не денешься.

Борис смутился, самую малость:

– Простите, Юра, я не хотел вас…

– Что вы, что вы, — успокоил его Согдеев, – Ничего страшного, не переживайте, я уже давно привык. Все как меня воспринимают: человек, который записывает фамилию, имя, возраст жильцов дома, и отправляется дальше. Так проводились переписи в старину – подсчет, только и всего. Статистическое дело. Но последняя перепись проводилась больше трехсот лет назад. С тех пор много на свете произошло, немало перемен. И требования к регистратору заметно изменились. Я не просто считаю по головам. А уровень моей подготовки – четыре профиля учёбы.

– А вот это уже интересно, – Поднял взор Раскин, – Теперь ваш массовый учет начинает выглядеть даже как-то зловеще.

– Да ничего там зловещего нету, – возразил Согдеев, – Всё просто, – регистраторы занимаются анализом. Важно не столько количество людей, а какие люди живут на свете – что они из себя представляют как личности, о чём помышляют, чем занимаются.

Борис сел поглубже в кресле, вытянул ноги к камину:

– Другими словами, вам нужен мой психологический портрет, – я правильно понял, Юрий? – Раскин допил чай и поставил чашку на стол.

Гость помотал головой:

– Совсем нет. В этом нет необходимости. Мировой Совет знает всё, что ему надо знать, о таких людях, как вы. Речь идет совсем о других, у вас здесь их называют ходоками, на севере – лешими, на юге – еще как-то, уже и вспомнишь. Скрытое от посторонних глаз, всеми позабытое племя. Те самые люди, которые ушли в дальние дали, убежали, как только Совет ослабил удавку государственности.

Раскин кашлем прочистил горло: