Калейдоскоп

Он, Павел Окунев, настраивался на то, что в этом страшном мире его будут подстерегать ужасы, прикидывал, как укрыться от неизвестных опасностей, готовился бороться с отвращением, вызванным непривычной средой. Но вместо всего этого он обрел нечто такое, перед чем блекнет все. что когда-либо знал человек. Быстроту движений, совершенство тела. Восторг в душе и удивительно полное восприятие жизни. Более острый ум. И мир красоты, какого не могли вообразить себе величайшие мечтатели Земли.

– Ну, двинули? – позвал его енот.

– Куда мы пойдем?

– Все равно куда. Пошли, там будет видно. У меня такое чувство… или предчувствие…

– Я все понял, – сказал Павел.

Потому что им владело такое же чувство. Чувство высокого предназначения. Чувство великой цели. Сознание того, что за горизонтом тебя ждет что-то небывало увлекательное и значительное.

В этот миг он понял – остальные семеро чувствовали то же самое. Властное стремление увидеть, что там. за горизонтом, неодолимый зов яркой, насыщенной жизни.

Вот почему они не вернулись.

– Я не хочу возвращаться, – неожиданно заявил Ворила.

– Но мы не можем подводить тех, кто остался там, в ангаре, да и на поверхности, – возразил Фаулер.

Он сделал шаг-другой в обратную сторону, потом остановился.

Возвращаться в ангар… Возвращаться в пропитанное ядами, вечно ноющее тело. Прежде он вроде бы и не замечал, как все тело ноет, но теперь-то знает его пороки.

Снова вернуться в мутное сознание... Туго соображающий мозг. Рты, которые открываются и закрываются, испуская сигналы для собеседника. Глаза, которым он теперь предпочел бы откровенную слепоту. Унылое, тупое существование.

– Ладно, вернусь как-нибудь в другой раз, – пробурчал он, обращаясь к самому себе.

– Мы столько сделаем, столько увидим, – говорил енот, – Мы столько познаем, откроем…

Да, их ждут открытия… Может быть, новые цивилизации. Перед которыми цивилизация человека покажется жалкой. Встречи с прекрасным и, – что еще важнее, – способность его постичь. Ждет товарищество, какого еще никто – ни человек, ни енот, стоявший с ним рядом – не знали.

И жизнь. Полнокровная жизнь вместо былого тусклого существования.

– Не хочу, и не могу я возвращаться, – сказал Ворила.

– Я тоже, – отозвался Павел.

– Они меня снова в старого енота превратят.

– А меня – в человека, – ответил ему Окунев.

Пояснения к Голубому сказанию

Пояснения к Голубому сказанию

В этом тексте действие разворачивается дальше. Шаг за шагом. А читатель получает все более полное представление о роде людском. И все больше любой добропорядочный енот убеждается, что этот род скорее всего вымышлен. Придуман для придания красочности тексту. Не могло такое племя пройти путь от скромных ростков до высот культуры, которая приписывается ему сказаниями. Слишком многого ему недостает.

Мы точно поняли, что ему не хватает устойчивости. Увлечение машинной цивилизацией в ущерб культуре, основанной на более глубоких и значимых жизненных критериях, говорит об отсутствии фундаментальных качеств.

А пятое предание показывает нам к тому же, что это племя располагало ограниченными средствами общения – обстоятельство, которое отнюдь не способствует движению вперед. Неспособность человека по-настоящему понять и оценить мысли и взгляды своих собратьев – камень преткновения, какого никакая инженерная премудрость не могла бы преодолеть.

Что сам человек отдавал себе в этом отчёт, видно из того, как он стремился овладеть учением Серемара. Однако следует отметить, что им руководила не надежда вооружить свой разум новым качеством, а погоня за властью и славой. В учении кормыша человек видел средство за несколько десятков лет продвинуться вперед на сто тысячелетий. Только в чём? Ответа на этот вопрос так и не было найдено.

От одного сказания к другому становится всё яснее, что человек бежал наперегонки то ли с самим собой, то ли с неким воображаемым преследователем, который мчался за ним по пятам, дыша в затылок. Он исступлённо домогался познания и власти, но только остаётся совершенной загадкой ответ на простой вопрос – а на что он намеревался их употребить? И как?

Согласно Голубому сказанию, человек расстался с пещерами миллион лет назад. И однако он всего лишь за сто с небольшим лет до описанного в сказании времени нашел в себе силы отказаться убивать себе подобных, что составляло одну из фундаментальных черт его образа жизни. Это ли не подлинное мерило его дикости: миллион лет понадобился ему, чтобы избавиться от наклонности к убийству, и он считает это великим достижением! Еноты вообще никогда не лишили жизни ни одного существа.

После знакомства с этим преданием большинству читателей покажется вполне убедительной гипотеза Весельчака, что человек введён в повествование намеренно, как антитеза всему, что олицетворяет собой Енот, как этакий воображаемый противник, персонаж искусно придуманной социологической басни.